– Какую пудреницу? – спросил судья Норвуд. – Не имеете же вы
в виду ту, которая…
– Именно ее и имею в виду. Это была дорогая пудреница.
Золотая, с бриллиантами и с надписью: «Карлотте от Артура с любовью».
– И как вы поступили? – спросил судья Норвуд с мрачным
видом.
– Я просто обезумела и плохо соображала. Я знала, что не
смогу войти и застукать их. Тогда я взяла пудреницу и сказала Норе Флеминг:
«Подожди меня в автомобиле, Нора. Никуда не двигайся. Я сейчас сама во всем
разберусь». До коттеджа Артура было всего семьдесят пять – сто ярдов, и я туда
добежала.
– Что вы сделали потом?
– У меня был ключ от парадной двери. Нора мне дала. Вот
зачем она была мне нужна. Я хотела войти без стука, застать Артура с другой
женщиной… В общем, я открыла дверь и вошла.
– И вы убили Артура Кашинга? – спросил судья Норвуд. –
Поймите меня, мисс Китс, вы не обязаны отвечать на этот вопрос, вас никто не
принуждает. Вы не должны обвинять саму себя… Вы…
– Конечно, я его не убивала. Зачем бы я это сделала? Я его
любила. Я заглянула в комнату, и у меня вырвался крик, который Нора отчетливо
услышала. Я бросила пудреницу, повернулась и выбежала из дома. Нора может
подтвердить все сказанное мною. Она знает, что не я стреляла. Она слышала крик,
но никакого выстрела не было. Когда я вернулась, Нора пересела на место
водителя. Я вскочила в машину и сказала: «Быстро двигаем отсюда, Нора. Он
мертв. Кто-то его застрелил, окно разбито, осколки по всему полу».
Мейсон спокойно произнес:
– Ваша честь, у меня больше нет вопросов.
– Нет вопросов? Мне кажется, должно быть много вопросов.
Судя по всему, здесь речь идет о сокрытии улик и о заговоре с целью умолчания…
Мистер Лэнсинг!
– Да, ваша честь.
– Вам что-нибудь было известно об этом?
– Уверяю, ваша честь, я настолько поражен, что никак не могу
сориентироваться в этом новом повороте дела.
– Мистер Мейсон, вы что-нибудь об этом знали?
– Разумеется, нет, ваша честь.
– Ну, теперь вы об этом знаете.
– Да, ваша честь.
Судья повернулся к Мэрион Китс:
– Мисс Китс, может быть, вы говорите правду. С другой
стороны, думаю, вы понимате, что, если револьвер лежал в машине, как утверждает
Карлотта, вы вполне могли взять револьвер для совершения преступления, которое
позволило бы отомстить покойному и одновременно свалить вину на соперницу. Вы
могли взять пудреницу в одну руку, револьвер в другую, пойти к дому и…
– Но я не делала этого, сэр.
– Я говорю, что есть большая вероятность того, что вы так
поступили. Вы это понимаете?
– Ну, я думаю… да.
– Вы не обязаны отвечать на инкриминирующие вам преступление
вопросы. Но я хочу спросить, не открывали ли вы бардачок в том автомобиле?
– Мы… У нас были все основания думать, что Карлотта Эдриан…
– Я спрашиваю, открывали или нет?
Она подняла голову, взглянула в глаза судье и сказала:
– Да, открывали. Мы всю машину прочесали. Там не было
никакого револьвера. Его уже выбросили. Я…
– Одну минуту, – прервал Лэнсинг своим резким голосом. – Как
суду известно, у меня нет большого опыта в уголовном праве. Однако я должен
заботиться о своем положении и своей ответственности в данном деле. С учетом
столь неожиданных для меня обстоятельств, я оказался в таком положении, что
должен представлять свидетельницу, которая может быть обвинена в совершении
преступления. Поэтому я советую вам, мисс Китс, не отвечать больше на вопросы.
– Пошли вы со своим советом! – взорвалась она. – Это все
из-за вас получилось.
– Подождите, мисс Китс, я, как адвокат, предупреждаю, чтобы
вы не отвечали больше на вопросы. Вы должны отказаться от любых заявлений на
том основании, что все сказанное вами может инкриминировать вам убийство. Я
советую вам покинуть свидетельское место.
– Это ваш первый хороший совет, – сказала она, сходя мимо
адвокатов в переполненный зал.
Судья Норвуд стукнул председательским молотком.
– Я бы посоветовал в свою очередь шерифу взять ее под стражу
до дальнейшего расследования. Суд удаляется на перерыв, и я прошу участников
процесса собраться у меня в кабинете.
Судья Норвуд поднялся со скамьи и быстро прошел в кабинет.
Мейсон ждал Хейла, но окружной прокурор, занятый тихими переговорами с Ивсом,
избегал его взгляда. Мейсон прошел в кабинет судьи Норвуда, а чуть позже туда
вошли Лэнсинг, Хейл и Крестон Ивс.
– Я хотел бы, чтобы вы поняли, что мне ничего не было
известно, – начал Лэнсинг, – я…
– Я уверен, что вы не знали, – успокоил его судья Норвуд.
– Я вчера пытался вам рассказать, но вы не слушали, –
заметил Мейсон.
Лэнсинг помялся, он чувствовал себя весьма неуютно.
– Если бы вы послушали, то могли бы уберечь клиентку от
многих незаслуженных обвинений.
– Незаслуженных? – переспросил судья Норвуд.
– Да, она не убивала.
– Мистер Мейсон, вы понимаете странность и опасность вашего
заявления? Вы все еще адвокат миссис Белл Эдриан. Если Мэрион Китс не убивала,
значит, убийца – Карлотта Эдриан, а ваша клиентка соучастница.
– Почему вы так думаете? – спросил Мейсон.
– Потому что после ухода Карлотты в дом входили только две
женщины. Теперь мы знаем, что одной из них была Мэрион Китс, а улики ясно
доказывают, что второй была Белл Эдриан. И если Мэрион Китс говорит правду, то
ясно, что убила Карлотта, затем она пошла домой и рассказала матери. Мать
пришла на место, чтобы уничтожить все улики, и это делает ее соучастницей… Так
что одно из двух.
– Нет, – возразил Мейсон, улыбнувшись при виде вспыхнувшего
лица судьи Норвуда. – Взгляните на улики, – продолжал Мейсон. – Ясно, что, с
какой бы целью Белл Эдриан ни пришла в тот дом, войдя туда, она начала все
прибирать. И Сэм Баррис, и его жена видели, как она ходила по дому, убираясь
там. Она подобрала пудреницу, зная, что это пудреница Карлотты, принесла домой
и спрятала в сапоге.
– Об этом я вам и говорил, – сказал судья Норвуд. – Чего вы
хотите? Обвинить свою собственную клиентку?
– Я хочу лишь подчеркнуть, что поскольку Артур Кашинг не мог
стоять и поскольку у него была прислуга, то он, ясно, не мыл посуду.
– Да о чем вы говорите? – спросил Дарвин Хейл.
– О том, что, когда миссис Эдриан вошла, обнаружила мертвого
Кашинга и увидела стакан с пятном губной помады, она, естественно, подумала,
что на нем были отпечатки пальцев дочери. Поэтому она как следует вымыла и
протерла стакан и поставила его в буфет.
