Судья Норвуд нахмурился:
– Я не уверен, что могу уследить за вашей мыслью, мистер
Мейсон.
– Неужели не понятно? На полу среди осколков был один
разбитый стакан, только один. Второй вымыла и вытерла миссис Эдриан.
– Ну и что? – сказал Хейл. – В самый ответственный момент вы
отнимаете у нас время посторонними комментариями.
Мейсон взглянул на него:
– Если вы считаете, что посторонними, то начинайте-ка
соображать. Может быть, вы захотите почитать стенографическую запись показаний
свидетелей. Вы, ребята, набросились на меня, обвиняя в злоупотреблении судом.
Поэтому будь я проклят, если буду всю умственную работу делать за вас.
Судья Норвуд резко подскочил со стула:
– Боже, мистер Мейсон, не хотите ли вы сказать, что тот
стакан означает?..
– Хочу.
Хейл взглянул на Лэнсинга, потом на Ивса, на судью Норвуда.
– Я не понимаю.
– Поймете, – заверил Мейсон, – со временем.
С этими словами адвокат вышел, плотно закрыв за собой дверь.
Глава 21
Вернувшись в отель, Пол Дрейк и Делла Стрит вошли в номер
вслед за Перри Мейсоном.
– Черт возьми, – говорил Мейсон, вытирая лоб, – я уже думал,
что не пробьюсь через эту толпу журналистов, жаждущих узнать, что происходит.
– Ну и что же происходит? – спросила Делла Стрит.
– Я не могу сказать, – ответил Мейсон, глядя на свои часы, –
но думаю, минут через пятнадцать-двадцать эти ребята справятся с головоломкой.
– Ты хочешь сказать, что ничего им не объяснил? – спросил
Дрейк.
– Нет, конечно. Я им только намекнул и ушел.
– А почему ты все им не раскрыл?
– Тогда я выглядел бы эдаким высокооплачиваемым адвокатом из
города, пытающимся им все это запродать, а они что-нибудь заподозрили бы. Раз
так, пусть сами подумают и купятся на это как на собственную идею. Это будет их
детище.
– Вы уверены, что дали им достаточно, за что ухватиться? –
спросила Делла Стрит.
– Судья Норвуд ухватился.
– За что же он ухватился?
– К коттеджу Кашинга вели три цепочки следов, и одна цепочка
– от коттеджа.
– Следы Карлотты.
– Правильно.
– Конечно, убить могла Карлотта. По логике, сейчас
подозрение падет на нее…
– Нет, это не она убила. Давайте посмотрим и тогда заметим
преднамеренность и взвешенность действий. Стекло разбили нарочно, с какой-то
целью. Никто не бросал зеркало в Артура Кашинга, и тот ни в кого его не бросал.
– Зачем же его разбили?
– С двойной целью. Во-первых, чтобы был осколок, который
можно воткнуть в шину автомобиля Карлотты, будто бы она уехала после того, как
стекло было разбито. Во-вторых, для шума, чтобы Сэм Баррис мог рассказать, как
его разбудил звон стекла и выстрел.
– О чем это ты? – спросил Дрейк. – Сэм Баррис?
– Да, убийца.
– Ты не сошел с ума? Он не мог там побывать, не оставив
следов.
– А он их оставил, не так ли?
– Когда он пошел туда после звука выстрела, после женского
крика, после…
– Откуда известно, что он был там после выстрела?
– Его жена говорит. Должно быть, так.
Мейсон покачал головой:
– Где-то в субботу вечером Сэм Баррис взял старинное зеркало
из гаража и разбил его. Пока Карлотта Эдриан ужинала с Артуром Кашингом, Баррис
отвинтил колпачок на шине, выпустил две трети воздуха из передней шины,
проделал ножом дырку и вставил туда осколок таким образом, чтобы при спущенной
шине он наверняка проколол бы камеру. Затем он достал револьвер из бардачка
машины и стал ждать на безопасном расстоянии.
Он проделал все это ранним вечером.
К тому времени, когда Карлотта уехала, образовался иней.
Баррис вошел в дом, неся мешок с битым стеклом. Он убил Кашинга, выбил окно,
расколотил стакан, из которого пил Кашинг, разбросал битое стекло по полу,
затем пошел домой, подождал примерно полчаса и разбудил жену, рассказав ей, что
только что слышал звон стекла. И здесь у него все пошло не так, как было
задумано. Раздался женский крик. Потом появилась миссис Эдриан… Сэму Баррису
ничего не оставалось, как объявить, что он идет посмотреть, в чем дело. Он
вышел из дому и подождал в гараже десять минут. Затем он вернулся и сказал
жене, что едет за шерифом. Сев в машину, он поехал по дороге, где нашел
брошенный Карлоттой автомобиль. Не выходя, он выбросил револьвер в кусты и
поехал к шерифу.
– Но как ты сможешь все это доказать? – спросил Дрейк.
– Все дело в том, что Сэм Баррис, описывая комнату в момент,
когда он туда вошел, упомянул стакан с пятном губной помады. Только сказав это,
он тут же понял свой промах и постарался так все объяснить, будто он имел в
виду окровавленные осколки стакана на полу. Когда вам придется опросить столько
же свидетелей, сколько мне, вы научитесь распознавать попытки скрыть
собственную ошибку.
Когда я понял, что Сэм Баррис начал сам себя прикрывать, я
навострил уши и принялся думать как следует.
Действительно, когда Сэм Баррис покинул дом, на столе был
стакан, но этот стакан в губной помаде миссис Эдриан вымыла, протерла и
поставила в буфет. Если бы Баррис рассказывал правду, он сказал бы, что не
видел на столе никакого стакана. Он думал, что стакан должен был быть там, и у
него это слетело с языка. Тут же он понял, что если миссис Эдриан все убирала,
то помыла и стакан. Здесь он начал изворачиваться, что было видно. Судья Норвуд
это ухватил, другие поймут позже.
Он потянулся, зевнул и ухмыльнулся:
– Ладно, дело закончено. Давайте собираться, едем в город.
Еще месяцев шесть я не захочу видеть эту мирную деревенскую жизнь.
– И только этого тебе оказалось достаточно? – допытывался
Дрейк. – Одной только ошибки при допросе?
– Да нет же. Эта деталь только заставила меня думать в этом
направлении, и потом шаг за шагом я вышел на настоящего убийцу.
– Не понимаю, – сказал Дрейк.
– Во-первых, Баррис хорошо разбирается в следах. Он говорил
об этом сам, давая показания. И, проживя всю жизнь здесь, он хорошо знал, что
после образования инея на почве остаются следы. Он знал, что миссис Эдриан была
в том доме. Поэтому и знал, что она оставила следы, которые будет очень легко
проследить после рассвета.
