— Тише. Слушайте, — Фэлл подался вперед, ближе к столу. — Ваша награда за то, что вы сделали со мной, состоит в том, что вы будете наблюдать, как я уничтожу ваших друзей. А теперь… теперь я бы на вашем месте не пытался встать. Я воздействовал на ваш центр речи и чувство реальности, хотя ваш слух в полном порядке. Если вы попытаетесь покинуть комнату, вам можете случайно оседлать перила балкона, представляя себе, как седлаете коня и скачете, как настоящий всадник авангарда. Слушайте, я сказал!
— Стропила… менять… — сказал Мэтью вместо того, чтобы сказать «Отравили меня». Его рот не повиновался желаниям мозга и выдавал какой-то неясный набор слов, при этом губы казались непомерно тяжелыми, а язык ощущался безвольной подушкой, которая вместо речи извивалась ленивым червем.
— Вода в вашем доме — чрезвычайно сильное средство. Но действует она не через питье. Средство проникает в кожу. Я предполагал, что вы захотите выглядеть джентльменом и предпочтете побриться и умыть лицо поутру. И руки тоже. Правда, эффект достигался чуть дольше, чем я предполагал, но мы еще только тестируем это средство.
— Светить! — выкрикнул Мэтью, чей разум уже успел потерять нить того, что собирался сказать. Комната начала вращаться и растягиваться на огромные расстояния перед глазами. Три Профессора Фэлла восседали на трех креслах за тремя письменными столами.
— Сидите спокойно. Дайте мне продолжить. Мистеру Грейтхаузу давали то, что я называю essential timoris — эссенция страха. Она позволяет ему успокаиваться только во сне, а когда он бодрствует, ему приходится жить в сущем кошмаре. Если бы ему не давали этот наркотик ежедневно, он бы вернулся к нормальной жизни через три или четыре дня, — Фэллы подняли три указательных пальца, которые в искаженном восприятии Мэтью показались тремя железными копьями, тянущимися к бесконечному потолку. — Что касается мисс Григсби, ей давали очень интересное зелье, используя корень растения, позволяющего открыть разум к внушению, что имеет стабильный кумулятивный эффект. Она для вас потеряна навсегда, потому что даже если ей прекратят давать это вещество тотчас же — чего не произойдет — она не сможет выздороветь без постоянного и тщательного применения противоядия, — его тройная усмешка обнажила зубы, похожие для Мэтью на клавиши пианино, янтарные глаза превратились в наполненные пауками дыры на трех лицах. — Вы будете наблюдать, как она медленно впадает в слабоумие, — сказал тройной Профессор. — А в конце ее развитие деградирует до уровня младенца в колыбели, и я могу позволять вам качать эту колыбель время от времени.
Мэтью попытался встать. Он больше не сидел на кресле. Он был погружен в полную смолы яму, все его движения сковывала черная вязкая жидкость.
— Пока вам не стало хуже, — сказал Фэлл. — Вам лучше съесть ваш кусок торта. Там ваш антидот.
С величайшим усилием, сопротивляясь липкой смоле, которая начала возникать прямо из воздуха и проказой налипать на лицо, Мэтью потянулся к куску ванильного торта, который, как он догадался, располагался на среднем столе из трех, что вращались у него перед глазами. Его рука тянулась, тянулась и тянулась, превращаясь в невинную ручку ребенка — столь же неуклюжую и непослушную. Пальцы — длиной в милю — обратились в шипы. Рука сомкнулась на куске торта, который тут же ожил, обратившись в порочного и страшного зверька, пытающегося укусить шипы-пальцы Мэтью. Лица Фэллов раздулись в ухмылке, оползли, стали узловатыми и опухшими. Мэтью не был уверен, на самом ли деле он держит руками кусок торта, потому пальцы его умерли… то есть, окончательно потеряли чувствительность. Затем он поднес странное существо к своему лицу, но не сумел отыскать на нем рот, поэтому сначала ткнул пирогом себе в нос и в глаз.
— Хотел бы я, чтобы доктор Риббенхофф увидел это, — произнесла говорящая бородавка.
Мэтью отчаянно и лихорадочно работал, чтобы откусить хотя бы кусок, и ему казалось, что он преуспел… а может, действительно — только казалось? Он продолжал запихивать неясную массу в свой рот непослушными мертвыми пальцами. Проглотить тоже было очень непросто. Вокруг него начали бегать предметы мебели, смешиваясь в нечто неясное. Солнечный свет, проникающий в комнату из другого мира, разверз ослепительно красную яму, в которую хотел затащить Мэтью.
— Закройте глаза, — сказало корявое безликое чудовище, которое начало вдруг неимоверно разрастаться. Его распирало, из головы выросли щупальца, которые были острыми на концах, как бычьи рога.
Мэтью послушался. Казалось, глаза обернулись и посмотрели внутрь его черепа.
— Вам потребуется около получаса. Я позвоню Джулиану, чтобы он отвел вас в комнату, где вы сможете прилечь. Я хочу, чтобы вы понимали, насколько бесполезно сопротивляться… даже самую малость. Кивните, если понимаете, что я вам сказал.
Мэтью кивнул. Он чувствовал, что голова его опрокидывается назад и начинает качаться вперед и назад, как на лесках — и это было единственным, что удерживало ее на месте, потому что в тот момент он понял, что изначально был рожден без костей. Это была плоть, созданная Профессором Фэллом, и он же может разорвать ее на части.
— Когда вернетесь в ваш дом, вы найдете свежую наполненную бутылку воды. Выпейте столько, сколько сможете. Там будет только вода. Я хочу, чтобы вы были в хорошем состоянии, чтобы явиться на ужин к восьми. Вы и судья Арчер будете моими почетными гостями.
Мэтью почувствовал, как щупальца обвиваются вокруг него, охватывают его тело с огромной силой и начинают давить, а смола ползет по ногам, плотно приковывая их к полу.
Зазвонил колокольчик.
— Нужно было сразу принять от меня пирог, — хмыкнул кто-то над самым левым ухом Мэтью. — Видите, что бывает, когда вы даете волю своему упрямству?
Глава тридцать шестая
Так и было, подумал Мэтью, лежа на кровати в своем доме, самые худшие мои подозрения оправдались. Все, что только могло случиться с Берри… произошло, и даже нечто более ужасающее — потому что она была жива и медленно умирала, а он ничего не мог сделать, чтобы этому помешать. Где находится книга с формулами Джентри? В доме Фэлла, в больнице под присмотром нового химика Риббенхоффа? Или где-то еще? И даже если он достанет книгу, как же он сможет сделать противоядие для Берри, чтобы без вреда для ее разума вывести наркотик из ее организма?
Он лежал, уставившись в потолок. Голова его все еще болела, а тело била легкая дрожь, но, по крайней мере, ему не казалось, что стены превращаются в неведомых монстров, как это было с комнатой в доме Профессора. Когда Девейн отвел его сюда, Мэтью опрокинул в себя едва ли не половину содержимого бутылки с водой. Он подумал, что, возможно, она все же тоже чем-то отравлена, но узнать это не было никакой возможности. Он был абсолютно беззащитен перед любым ядом Фэлла, который тот выберет для нового эксперимента.
И что насчет Хадсона? В темной клетке, с терзаемым кошмарами разумом… такая судьба была хуже смерти, особенно для человека такой силы. Скорее всего, судью Арчера тоже не обошли стороной эксперименты Профессора, и оставалось лишь гадать, во что превратили его. Если раньше и можно было надеяться на помощь Альбиона, то теперь… безнадежно…
