— Розабелла сказала, вы спрашивали о ее кузене и дяде, — сказал Ди Петри. — Можете объяснить, за чем охотится профессор?
— Нет, не могу, — покачал головой Мэтью. — Розабелла может рассказать вам о чем-то, что было создано ее дядей, и это привлекло внимание Фэлла, но она не знает, что это, и профессор не спешит делиться информацией. Впрочем, так или иначе, у нас вышел отличный разговор.
— Интересно. То есть, вы говорите, это что-то, созданное ее дядей?
— Да.
— Я полагаю, Розабелла рассказала вам в таком случае о своей коллекции?
— Ее коллекции? — Мэтью поставил свою чашку на стол, в которой плавал совершенно невыносимый на вкус кофе. — Коллекции чего?
— Зеркал, — пожал плечами Ди Петри. — Она не говорила Вам? Каждый год на ее день рождения с шестилетнего возраста ее дядя посылал ей зеркало собственного авторства. У нее два из них с собой прямо сейчас, она использует их, когда делает макияж для мадам. Я думаю, в каком-то смысле зеркала и заставили ее интересоваться человеческим лицом и… собственной женской природой… так она научилась делать театральный макияж.
Мэтью выдержал паузу, осмысливая полученную информацию. Затем спросил:
— Как высчитаете, можно считать зеркала предметами мебели?
— Не уверен… а что?
— Просто интересуюсь. Я тоже не уверен.
Ди Петри какое-то время, похоже, готов был поразмыслить над этим вопросом, но быстро потерял к нему интерес: его волновал более важный аспект.
— Профессор когда-нибудь отпустит нас?
Когда Мэтью сохранил молчание, отвлекшись на то, чтобы сделать глоток отвратительной мутной жидкости из своей чашки, Ди Петри тяжело вздохнул.
— Я не понимаю, как он так может. Он ведь не позволит законникам узнать об этом месте, верно? Наверное, он, скорее, убьет нас, чем отпустит…
— Я не знаю, — ответил, наконец, Мэтью. А он и в самом деле не знал.
— Мы утратим свой разум здесь, да? — сокрушенно спросил Ди Петри. — Розабелла передала мне то, что вы рассказали ей о наркотиках. Конечно, мы все заметили, какие странные здесь люди и подумали, что с ними всеми что-то не так. Как мы могли не заметить? Даже прошлой ночью, когда начало твориться это безумие, некоторые жители продолжали вести себя так, будто спали наяву. И та женщина, что закричала в зале… Алисия сказала, что когда она посмотрела на аудиторию и увидела столько пустых лиц, у нее буквально пропал голос. Я полагаю, нас еще ничем не пытались травить — потому что предстояло дать представление. Но скоро, наверное, нам в еду начнут что-то добавлять?
Бесполезно было отрицать правду.
— Да, — тихо произнес Мэтью.
— А что насчет вас? Вы разве не в той же лодке?
— Мне тоже предстоит устроить кое-какое представление вдалеке отсюда. А когда я вернусь, я…
Что? — спросил он сам себя. Какая у него была возможность помочь Ди Петри, мадам Кандольери и Розабелле? Как он мог хоть кому-то помочь выбраться, кроме Берри и Хадсона?
— Вы и в самом деле собираетесь вернуться сюда без принуждения? Почему?
— У меня есть ответственность. Это все, что я могу сказать.
— Dio del cielo! [Боже Всевышний! (ит.)] — воскликнул Ди Петри. — Вы можете помочь нам, пока будете за пределами этого места! Найдите законников! Найдите кого-то, кто может вытащить нас отсюда! Вы же сделаете это? Прошу вас! Не ради меня, но… Алисия не так сильна, какой хочет казаться. У нее очень нестабильная жизнь. Да, разумеется, с этими ядами, которые всех здесь делают счастливыми и отправляют жить в мир своих фантазий, мы все будем жить здесь так хорошо, как нигде больше. Но это же пародия, Мэтью! Это зло! Пожалуйста… если можете помочь, но не сделаете этого… тогда вы станете частью зла, вы понимаете?
Мэтью содрогнулся от мысли об этом, потому что не было способа избежать суровой правды. И все же, все, о чем он мог думать сейчас, это книга, которую необходимо было в кратчайшие сроки вернуть, чтобы по формуле Джентри смогли восстановить противоядие для Берри, а противник, у которого эта книга находится, смертельно опасен.
— Мне нужно идти, — только и выдавил он, поднявшись со своего места.
— Пожалуйста, Мэтью! Пожалуйста! — с мольбой закричал Ди Петри, когда молодой человек понуро побрел в сторону двери. — Не отворачивайтесь от нас!
С воспоминаниями о последних рисунках Берри в сознании, Мэтью направился к стойлам. Он нашел себе коня, которого уже подготовили для него. Седельные сумки, в которых содержалось все необходимое для путешествия: порох, пистолеты, дополнительные кремни, еда — также были подготовлены. Джулиан Девейн с рапирой, закрепленной в ножнах на боку, облаченный в кожаный плащ и темно-зеленую треуголку, наклоненную под небольшим углом, ждал своего партнера, готовясь оседлать свою лошадь. Он проворно вскочил в седло, поставил сапоги в стремена и, не говоря ни слова, направился к воротам. Мэтью последовал за ним.
По пути молодой решатель проблем оглянулся на дом Фэлла и заметил фигуру профессора на балконе, наблюдающую за тем, как его всадник авангарда отправился на миссию. Мэтью подумал о Хадсоне, запертом в камере в подземелье, и предположил, что вскоре там будет больше света, потому что наркотик, порождающий страх, ему больше не давали. Больше ни Мэтью, ни Девейн не оглядывались назад.
У самых ворот, уничтоженных прошлой ночью атакой Кардинала Блэка, разместился в качестве баррикады упомянутый Джулианом вагон. Он загораживал путь, поэтому Мэтью последовал за Девейном, который знал дорогу, проходящую мимо стены Прекрасной Могилы.
Вдалеке, на расстоянии многих миль, возвышались голубоватые силуэты гор. На несколько сотен ярдов вокруг деревни Фэлла земля представляла собой неприглядное серое болото с темно-серыми, коричневыми и желтыми прожилками тропинок, заросших высокой травой, в которой, вероятнее всего, скрывалась трясина. По пути встречались потрепанные ветром деревья, словно вымаливающие милосердия у этого сурового края. Дорога тянулась с юго-востока на северо-запад, и распознать ее временами было непросто. Впереди на пути двух всадников возвышался лес.
Они прошли совсем небольшое расстояние, когда Девейн пришпорил свою лошадь и заставил ее встать на пути у коня Мэтью, преградив ему путь.
Фиолетовый синяк над правым глазом Джулиана несколько побледнел, но на левой скуле несколько ушибов сплавились в один уродливый кровоподтек. Рот его неприязненно искривился, и он заговорил.
— Ты понимаешь, что это самоубийственная миссия, да?
— Я понимаю, что это миссия, — ответил Мэтью. — И я не считаю ее самоубийственной.
— Тогда ты куда больший идиот, чем я предполагал. И вот ты втянул в это меня! — он потянулся своей рукой в черной перчатке под плащ, вытащил четырехзарядный пистолет. — Стоит мне убить тебя прямо сейчас или чуть позже, а профессору сказать, что это было пустяковым делом?
