Они продолжали двигаться вперед — хороший человек и плохой человек — без оглядки и без сомнения сквозь этот уродливый пейзаж.
Сосредоточиться на предстоящей задаче было нелегко — мешало постоянное грызущее беспокойство за состояние Берри. Ирония заключалась в том, что именно ввиду ее состояния Мэтью и должен был заставить себя сосредоточиться. Будь его воля, он бы давно пустил лошадь галопом, чтобы добраться до пункта назначения как можно быстрее, но логика подсказывала ему, что так можно запросто прискакать в ловушку или прямиком на свидание со Смертью. Если он глупо обнаружит себя перед Кардиналом Блэком, это никак не поможет вернуть Берри из ее забытья.
Рациональный ум легко слушался здравого смысла, а вот унять сердце, то и дело норовившее пуститься вскачь, было намного труднее.
Стараясь заглушить беспокойство, Мэтью задумался о том, что ждет его впереди. Их с Девейном пункт назначения он знал с того момента, как Черный Кардинал сказал Матушке Диар: я встречу тебя в башне. Он произнес это перед тем, как завещать души Мэтью и Уильяма Атертона Арчера дьяволу. Затем один из пойманных во время налета людей Блэка сообщил дополнительные сведения: похоже, речь шла о средневековой сторожевой башне в лесу, примерно в полумиле от Аддерлейна. Человек сказал, что это место было своеобразным темным святилищем: там Блэк общался с сатаной.
Мэтью попытался поудобнее устроиться в седле, потому что с приближением к демоническому логову Блэка ему все труднее сиделось на месте, и конь, улавливая его настроение, нервничал под удилами. Пришлось напрячься в попытке взять себя в руки и обуздать капризное животное. Мэтью плотнее закутался в свой серый плащ: как только солнце скрылось за горизонтом, воздух заметно остыл.
С каждым шагом в разуме все яснее проступало осознание, что бесполезно размышлять о грядущем, если миссия потерпит крах — нужно было сосредоточиться не на иллюзорных будущих проблемах, а на насущных.
Взять хотя бы Джулиана Девейна. Мэтью было любопытно, как такого сообразительного человека угораздило оказаться в кругу приспешников профессора Дантона Идриса Фэлла.
— Может, хоть расскажешь о себе? Что у тебя за история? — спросил Мэтью, нарушая тягучее молчание. Впрочем, он знал, что ответ, который он получит, будет холоднее пронизывающего декабрьского ветра. Ожидания его оправдались.
— Не твое собачье дело, — буркнул Девейн.
— Я подумал, что было бы полезно узнать поближе человека, который стал моим напарником.
— Одного дурака объединили с другим, вот и вся история, — огрызнулся Девейн. — А теперь закрой свой рот и оставь меня в покое.
Мир, — подумал Мэтью, — пожалуй, единственное, что этот человек никогда не сможет найти.
Он снова пригляделся к своему вынужденному спутнику. В Джулиане Девейне удивительным образом уживались преступные замашки и аристократические манеры. По одному тому, как он держался в седле, можно было сделать выводы о его происхождении и образовании. Мэтью был уверен в своих наблюдениях и готов был биться об заклад, что Джулиан Девейн — явно не выходец из трущоб. Под этой темно-зеленой треуголкой, лихо накренившейся набок, скрывался мозг — и не рядовой, а очень даже незаурядный, настолько, что его приметил Профессор Фэлл. И, похоже, этот злой гений преступного мира имел далеко идущие планы на Девейна. Мэтью был уверен, что в будущем его нынешнему спутнику светит место почившей Матушки Диар. Из всех своих прихвостней Фэлл явно выделял именно его, и это лишний раз заставляло задуматься, что же за история кроется за плечами этого человека.
Девейну на вид около двадцати шести или двадцати семи лет от роду. Всего-то на два-три года старше самого Мэтью, которому в мае исполнилось двадцать четыре.
Сейчас, накануне 1704 года, собственный двадцать четвертый день рождения казался Мэтью недостижимо далеким.
Время, минувшее с того дня, непросто было назвать безоблачным. С его злоключений в колонии Каролина на Реке Духов утекло не так много воды, однако последовавшие за этим события завертелись беспокойным вихрем и забросили Мэтью в Лондон. Тогда, в течение недолгого времени он не помнил, кто он такой. Очнулся он на корабле, направлявшемся в Англию, и обнаружил себя в роли «слуги» отвратительного прусского фехтовальщика графа Антона Маннергейма Дальгрена. На деле же Мэтью был его пленником. Ему удалось избавиться от своего похитителя, и, должно быть теперь сам дьявол сетует на то, что Дальгрен угодил в его адское логово. Так или иначе, убийство графа привело Мэтью в тюрьму Ньюгейт, после которой он связался с «Черноглазым Семейством» и мстителем Альбионом. А теперь…
Теперь это.
Мэтью смотрел, как приближается лесополоса — продуваемые ветрами болота и пожелтевшая трава постепенно уступали ей место. Ничего не оставалось, кроме как позволить лошади протаптывать себе путь в прежнем темпе.
Демоническое логово Блэка было все ближе, но эта мысль почему-то не вызывала страха. Мэтью не пугали ни возможные опасности, ни то, что ждало его впереди. Будучи работником агентства «Герральд» в Нью-Йорке и решателем проблем, он уже пережил множество опасностей, и именно они привели его сюда, в это место.
Мэтью был высоким и стройным молодым человеком с тонкими чертами вытянутого лица и холодными серыми глазами, в которых изредка появлялись голубоватые блики. Его жесткие густые черные волосы были защищены от ветра темно-синей треуголкой, которой снарядил его Профессор Фэлл. Другим подарком стал пистолет и полная пороховница в кобуре на поясе. Также он взял с собой кинжал с рукоятью из слоновой кости, некогда принадлежавший Альбиону. Кожа Мэтью была бледной, что говорило о его склонности к интеллектуальной деятельности, а не к физическому труду. Его природные таланты и развитая логика позволили ему достигнуть впечатляющих высот в образовании, начавшемся еще в детстве, которое он провел в приюте Нью-Йорка. Одним из следов его злоключений в течение сложной и, безусловно, наполненной опасностями жизни был шрам в виде полумесяца, изгибавшийся чуть выше правой брови и уходящий под линию роста волос. Этот шрам был напоминанием о его встрече с медведем четыре года тому назад — встрече, едва не закончившейся фатально.
В нескольких футах впереди него шагом продвигалась лошадь Девейна, которую он изредка подгонял с помощью миниатюрных острых шпор начищенных черных ботинок. Черный плащ, развевающийся за его спиной, неумолимо напоминал императорскую накидку. Бросающаяся в глаза величественность, выправка и стать — Мэтью невольно задумался, было ли это очередной маской Девейна, которую он изобрел, будучи преступником, или же она тянулась за ним из далекого прошлого? Чем дольше Мэтью изучал Девейна, тем яснее понимал, что у него, без сомнения, очень сложная история, и, какой бы она ни была, очевидно, он намеревался защищать ее с яростью хищника.
Девейн был красивым светловолосым мужчиной с аккуратными чертами лица. И когда маска злодейства, тщеславия и надменности пряталась вглубь, он мог быть по-мальчишески обаятельным — это Мэтью выяснил еще с первой встречи. Тем не менее, похоже, к этой маске Девейн привык и носил ее не менее свободно, чем зеленую треуголку.
