Затем он сунул в рот черную глиняную трубку и обошел экипаж, проверяя лошадей. Двигался он при этом с вальяжностью короля Сиама.
Мэтью и Джулиан забрались в карету и заняли одно из красных кожаных сидений. Здесь таких было два — одно напротив другого. Окна были дополнительно защищены деревянными ставнями, а на вешалке над головой лежало теплое шерстяное одеяло. По обеим сторонам салона, закрепленные на специальных деревянных подвесах, стояли масляные лампы под красными стеклянными абажурами.
Ждать пришлось недолго. Через десять минут раздался призывный стук копыт и скрип колес. Джулиан открыл ставни со своей стороны, и Мэтью увидел искусно украшенную коляску с возницей в нарядной богатой форме, который правил четверкой белых лошадей. Джулиан достал пистолет и положил его на колени. До них с Мэтью донеслись какие-то глупые любезности, которыми вновь прибывшие люди обменивались с Бенсоном. Последний о новых пассажирах сообщать не спешил. Затем дверь со стороны улицы открылась, и стрелок помог женщине средних лет в высоком белом парике и платье, похожем на кремовый торт, забраться в экипаж. Ее сильно нарумяненное лицо с подведенными глазами исказилось гримасой возмущения, когда она увидела внутри двух мужчин. Она хотела возразить, однако стрелок настойчиво толкнул ее вперед — явно грубее, чем намеревался, — и она ввалилась внутрь, рухнув на пол, словно мешок с королевским бельем. За ней последовал мужчина в белом пальто, под которым виднелась военная форма, сидевшая на нем не самым удачным образом. По символике нельзя было угадать ни его принадлежность к роду войск, ни даже страну. В салон он ввалился под стать супруге, его лицо — так же сильно нарумяненное и смотревшееся нелепо под чуть съехавшим белым париком — приняло столь же возмущенное выражение.
— Какого дьявола? — пробормотал он.
— Безошибочное попадание, — буркнул Джулиан. Он положил руку на пистолет и обезоруживающе улыбнулся. — Доброе утро вам обоим.
— Это частный экипаж! — воскликнул лорд Тарленторт. Ноздри его мясистого носа заходили ходуном, а накрашенные брови взлетели вверх, почти достав до парика. — Возница! Возница, немедленно идите сюда! — крикнул он.
Бенсон явился и сказал:
— Тронемся в путь через мгновение, сэр. — После чего он захлопнул дверь.
— Я этого не потерплю! — Лорд потянулся к ручке двери, но рука его вмиг замерла в воздухе, когда Джулиан поднял пистолет.
— Неплохой день для поездки в Лондон, — сказал он, и, продолжая улыбаться, почесал свой небритый подбородок четырехствольным пистолетом.
— О, небеса! — воскликнула дама. — Это воры! Они явились нас ограбить!
— Вы ошибаетесь, мадам, — ответил Джулиан. — Нам всего лишь нужен транспорт, чтобы добраться до Лондона. Нам по пути, стало быть, никто не в обиде.
— Руководство компании узнает об этом и примет меры! — продолжал угрожать лорд Тарленторт, однако Мэтью был уверен, что Джулиан чувствует себя хозяином положения. Наверняка он встречал на своем пути множество людей, скулящих о своих высоких полномочиях, но продолжающих при этом со страхом глядеть на его пистолет.
— Добавлю это в список своих грехов. — Джулиан вновь опустил оружие. Мэтью подумал, что если эта проклятая штуковина выстрелит прямо здесь, от Тарлентортов останутся только завитки париков да накладные ресницы.
— Н-но! Поехали!
[10] — прокричал Бенсон, протянув это с интонацией, свойственной всем возницам. Похоже, этот выкрик перед поездкой сулил безопасную и беспрепятственную дорогу.
Резко накренившись, экипаж начал движение и быстро набрал скорость. Мэтью подумал, что Бенсон может быть и джарви
[11] — обычный возница, привыкший к быстрой езде, — но золотая гинея превратила его в настоящего лихача, который может гнать коней до седьмого пота и закрывать глаза на некоторые дорожные опасности в угоду скорости.
— Боже правый, мы движемся слишком быстро! — воскликнул лорд, когда экипаж развил по-настоящему большую скорость. Над ними то и дело слышался звук хлыста, рассекающего воздух. Сам экипаж угрожающе раскачивался из стороны в сторону, деревянные колеса протестующе скрипели.
— Чем быстрее будем двигаться, тем быстрее доберемся, — пояснил Джулиан. — Успокойтесь и наслаждайтесь поездкой. — Он коснулся своей седельной сумки. — У меня с собой немного вяленой говядины и сушеной рыбы, которыми я могу с радостью поделиться, если хотите.
— Разумеется, мы откажемся! — фыркнула дама. Глаза ее увлажнились от слез. — Путешествовать с двумя… двумя неотесанными преступниками — это никак не вписывается в мое представление о поездке, которой можно наслаждаться! От вас обоих дурно пахнет!
Мэтью попытался чуть успокоить женщину:
— Я извиняюсь за этот фимиам, но, увы, ванна не была насущным вопросом на повестке нашего дня. Могу я поинтересоваться, зачем вы едете в Лондон?
Несколько секунд никто не отвечал, а затем леди чихнула и сказала:
— За покупками, конечно же! Все, кто хоть что-то собой представляет, совершают покупки в Лондоне и никак иначе!
— Но вряд ли вы об этом знали, — усмехнулся лорд.
— Верно, — согласился Джулиан. — То, что мне хочется, я предпочитаю красть. Однако первую строчку в моем списке удовольствий занимает убийство. Знаете, этим утром я уже отправил одного человека в могилу. О, больше всего мне нравится убивать сразу после завтрака. Так бодрит! — Он красноречиво воззрился на Мэтью. — Верно я говорю, Шрам?
Мэтью был озадачен, но все же решил подыграть:
— Всенепре… в смысле, естесссно.
— Они шутят, Эдгар? — спросила дама, явно ошеломленная. — Скажи, что они шутят!
— Мы никогда не шутим об убийствах, — сказал Джулиан с мрачным выражением лица. Фразу он произнес таким замогильным голосом, что она и закоренелого убийцу могла заставить похолодеть.
Экипаж продолжал грохотать и скрежетать колесами по изрытой колеями дороге. На крышу вдруг обрушился дождь, и Мэтью представил себе, как возница и стрелок сидят, укутавшись в утепленные плащи, а с их надвинутых на лицо шляп капает вода. Невзирая на непогоду, Бенсон не снизил скорости, и Мэтью пришел к выводу, что коней и впрямь будут гнать до изнеможения, а первая остановка будет, когда те почти издохнут.
Леди Тарленторт открыла белый кошелек и нанесла на свое дряблое горло из бутылочки несколько капель духов, пахнущих слегка подгнившими розами.
