Мэтью бросил клавесинную струну, поднял обе руки, схватился за свисающий гобелен и обрушил его прямо на голову Брюкса. Барон слепо замахал руками. Мэтью отошел в сторону, позволяя противнику врезаться в стену, некстати оказавшуюся у него на пути. Оглядевшись, Мэтью заметил еще один предмет, способный сослужить ему хорошую службу. Он поднял отломанную ножку клавесина и ударил Брюкса по голове, прежде чем барон успел освободиться от гобелена с изображением волчьей охоты.
Джулиан и Пеллегар продолжали бороться за пистолет. Они действовали тихо, но с убийственной решимостью. Рука с вытянутыми пальцами, намеревавшимися ткнуть в глаза, метнулась к Джулиану, но он вовремя успел отклониться в сторону. В следующий миг он провел контратаку, изогнувшись и ударив локтем в лицо Пеллегара. Однако рассчитывать на падение противника не приходилось: Пеллегар оказался крепким орешком. Осознав это, Джулиан попытался как можно сильнее ударить графа коленом в пах. Удалось ему это лишь со второй попытки, и наградой стал полный боли хриплый стон Пеллегара. Колени противника подогнулись, и Джулиан сумел, наконец, завладеть пистолетом, направив все четыре ствола в голову графа. Столкнувшись с ним взглядом, он заметил, что чернильно-черные глаза будто потухли, и вся ярость из них испарилась. Он нанес три удара рукоятью пистолета по голове противника. После первого Пеллегар покачнулся, второй и третий заставили его рухнуть на колени, а затем на пол. Он начал ползти, судорожно хватаясь за остатки сознания и пытаясь отыскать хоть какое-то укрытие.
Мэтью вновь ударил Брюкса ножкой клавесина, и тот, наконец, упал и затих — все еще погребенный под гобеленом.
Пеллегар, задыхаясь, полз по полу. Сквозь пелену боли и пульсирующие ощущения в ребрах Мэтью наблюдал, как Джулиан подошел, чтобы поднять упавший парик. Что-то в его лице изменилось: оно выглядело изможденным, щеки словно впали, взгляд посуровел, хотя в глазах не было видно прежней дикой ярости, и именно это почему-то пугало Мэтью больше всего. Плохой человек — один из головорезов Профессора Фэлла — сейчас находился с ним в одной комнате, и вершить зло он собирался совершенно хладнокровно.
Джулиан пнул Пеллегара в бок, чтобы перевернуть его на спину. В следующий миг он оседлал его грудь и вдавил парик в лицо графа. Крепко удерживая своеобразный кляп одной рукой, второй он начал бить по лицу Пеллегара рукоятью пистолета. Один удар… второй… затем еще, еще и еще. Когда на парике расцвело красное пятно, лицо Джулиана заблестело от пота.
— Джулиан! Не надо! — крикнул Мэтью. Собственный голос показался ему хриплым и чужим, но плохой человек не слушал.
Ноги Пеллегара продолжали дергаться, пока Джулиан методично его избивал, намереваясь забить до смерти. Впрочем, трудно было сказать, от чего Пеллегар погибнет быстрее: от побоев или от удушья. Когда ноги его жертвы замерли, Джулиан поднял парик, чтобы взглянуть на изуродованное лицо. Он взирал на дело своих рук совершенно бесстрастно. Затем он снова накрыл лицо Пеллегара и некоторое время продолжал избивать покойника, словно получал удовольствие от самих звуков наносимых ударов или просто надеялся, что сумеет выбить из тела остатки души и отправить их прямиком в ад.
Наконец Джулиан поднялся и, когда он подошел к Мэтью, решатель проблем из Нью-Йорка отшатнулся от него, потому что на лице его была Смерть. Джулиан стянул гобелен со стонущего барона Брюкса и опустился на колени, приготовившись разделаться с ним так же, как и с графом, однако он вдруг скривился от боли и ухватился за ушибленное плечо. Теперь, когда кураж спал, рука отказывалась снова поднимать тяжелый пистолет для ударов.
Джулиан посмотрел Мэтью в глаза и сказал:
— Возьми свой кинжал и убей его.
— Я не могу… никого убить.
— Бездарь, — закатил глаза Джулиан. Он устало отер пот со лба. — Тогда дай кинжал мне, и я это сделаю.
— Джулиан… нет, я не могу…
— Вот дерьмо! — с отвращением сплюнул Джулиан. И тут ему на глаза попалась подходящая вещица. Он потянулся к обломкам клавесина и вытащил тонкую струну, годившуюся в качестве удавки. Усевшись на спину Брюкса, пребывавшего на грани обморока, он прижал обе его руки к корпусу ногами, затем обмотал струну вокруг белого горла и начал тянуть концы, сводя их на середине.
Мэтью пришлось отвернуться. Конечно, ему и прежде доводилось быть свидетелем насильственной смерти, он не раз смотрел ей в лицо, но в хладнокровном убийстве было нечто иное. Мэтью и сам убивал — он фактически казнил графа Дальгрена — однако, то убийство было не таким. По крайней мере, ему хотелось в это верить, потому что отсечение веревки во время шторма на море не обязательно означало смертный приговор. Впрочем, трудно было вообразить, что Дальгрен рано или поздно не спустился на семь лиг в вечность. Тем не менее, Мэтью понял, что пощадил бы даже Тирануса Слотера, если б у него был выбор. Но это… Эта казнь вызывала у него отвращение и заставляла его избитое тело содрогаться, когда он слышал отвратительное сиплое дыхание, вырывавшееся из раздавленного горла, и предсмертный стук ног по полу.
Казалось, это длилось целую вечность.
— Этот ублюдок, — процедил Джулиан сквозь стиснутые зубы, — не желает дохнуть. Сука, да я… — он сделал паузу, сводя концы проволоки более яростно. — Сука, да я скоро сам грохнусь в обморок, — закончил он.
Наконец, когда Мэтью уставился на пол, раздался последний грохот, ноги перестали отбивать свою предсмертную дробь, и Джулиан устало вздохнул.
— Он чуть не прикончил меня. — Встав, он поморщился, пошатнулся и привалился к стене, тяжело дыша. Взглянув на Мэтью, он поймал на себе его полный отвращения взгляд, и его лицо с покрасневшими глазами, озарилось мрачной ухмылкой. — Это необходимо было сделать, — сказал он. — Ты знаешь это не хуже меня. Но если это как-то изменит твое мнение обо мне — хотя мне на это плевать — завтра я начну с чистого листа.
Однако завтра могло и не наступить, потому что кто-то вдруг с силой забарабанил в дверь, и из коридора донесся голос:
— Простите! Простите, что у вас там происходит?
Глава двенадцатая
Указательный палец, покрасневший и распухший от долгого знакомства с проволокой, взлетел к губам Джулиана, призывая к тишине.
— Это ночной управляющий! — сообщил человек за дверью. — Откройте немедленно!
— Отойди подальше, — шепнул Джулиан Мэтью, а затем крикнул: — Иду, сэр!
Он приблизился к двери, но прежде, чем ответить на стук, перевел дыхание, отер рукавом лицо и, насколько смог, пригладил волосы. За дверью ожидал краснолицый коренастый мужчина в сером костюме и темно-синем галстуке, болтавшемся под тремя подбородками. За спиной ночного управляющего, почти скрытый его массивной фигурой, стоял тот самый паренек, который принес горячую воду в номер двадцать шесть.
— Что тут происходит? — требовательно спросил мужчина. Его мохнатые брови возмущенно подскочили вверх и тут же опустились. — Поступила жалоба на шум из соседнего номера. А внизу, в вестибюле уже люстра ходуном ходит!
