Пальто и шапки отправились на настенные крюки, и, наконец, пришло время усмирить недовольное бурчание желудков.
В маленькой, но ухоженной и чистой кухне, где горел еще один очаг, все собрались за крепким дубовым столом, чтобы отведать куриного супа и черного хлеба, который — как счел Мэтью — был приготовлен по прусскому рецепту.
Прежде чем приступить к еде, Джулиан и Оливер умудрились вступить в какую-то перепалку по поводу цены пребывания здесь путников. Отри сказал, что за все восемь лет работы гостиницы никто не останавливался здесь всего на час, поэтому он не знает, какую плату установить. Пришлось вступить в переговоры. В итоге Джулиан сторговался с хозяином до четырех шиллингов.
Суп и хлеб быстро отправились в изголодавшиеся животы, а за ними последовал горячий крепкий чай.
Грета села на стул рядом с Файрбоу, чтобы нанести ему на раны мазь из маленькой зеленой баночки. Средство сильно пахло имбирем и явно жгло. Не стерпев боли, Файрбоу закричал, но Грета успокаивающе заверила его, что имбирь сотворит чудеса исцеления. Если, — добавила она, переглянувшись с мужем, — на пути в Уэльс не будет новых несчастных случаев.
— Это будет зависеть от поведения узника, — сказал Джулиан, макая в остатки супа кусок хлеба. Он явно не собирался оставлять ни крошки. — Мэтью и я благодарим вас за гостеприимство, но, боюсь, нам пора уходить.
— Но ваша четверка не готова снова отправиться в путь! — возмутился Оливер. — Лошадки сильные, но нельзя ж гнать их без продыху!
— Они справятся. Им придется. Иного не дано. И еще, если ты сжалишься над этим джентльменом, — Джулиан покосился на Файрбоу, — и продашь ему пару чулок, будем рады. Кажется, он жаловался, что у него мерзнут ноги.
— У меня всего две пары, и я их не продам, — последовал ответ. — В наших краях шерсть найти непросто. Да и дорого.
У Мэтью мелькнула мысль, и он понял, что должен был додуматься до этого раньше.
— Багажное отделение экипажа, — шепнул он Джулиану. — Мой… гм… эскорт, наверное, взял с собой вещи. Там могут быть теплые чулки.
— Твой эскорт? — переспросила Грета, но осеклась. — Никаких вопросов от меня. — И она демонстративно начала убирать посуду.
— Прошу, проверьте карету! — почти умоляюще заныл Файрбоу. — Если хотите, чтобы я живым добрался до той чертовой деревни, ради Бога, проявите милость!
— Я тоже не буду задавать вопросов, — нахмурился Оливер, допив чай одним глотком и выходя из-за стола. — Принесу еще поленьев! — предупредил он жену, обернувшись через плечо.
— Сходи, проверь карету, — решился Джулиан. — А потом нам надо будет ехать дальше, независимо от того, готовы к этому лошади или нет.
Прежде чем выйти на улицу Мэтью надел шубу из шкуры белого медведя и перчатки, укутавшись в свое одеяние как можно плотнее. Ветер хлестнул его по лицу с такой силой, что он на миг растерялся. Несмотря на то, что на часах было около трех дня, небо из светло-серого уже превратилось в темно-синее. Начались сумерки.
Спасаясь от непогоды, Мэтью пригнул голову и не без труда доплелся до кареты. Проверив багажное отделение, он с удовлетворением отметил, что там и вправду хранятся вещи: он обнаружил коричневую холщовую сумку.
Взяв вещи и закрыв багажный отсек, он заспешил обратно, в тепло, но его остановило лошадиное ржание.
Мэтью замер.
Неужели ему послышалось? Ветер порой играл с воображением злую шутку, но сейчас Мэтью мог поклясться, что из амбара донесся какой-то звук. Амбар стоял чуть левее, примерно в тридцати ярдах от его нынешнего местоположения. И звук… действительно ли он донесся оттуда, или с дороги, что огибала постройку позади и сворачивала в лес?
Нет, нет, это беспокойные кони в амбаре, — увещевал себя Мэтью. — И еще проделки ветра. У меня разыгралось воображение. В такую погоду невозможно точно определить, откуда исходит звук…
Мэтью понимал: дело в усталости. Вот и все.
И все же…
Краем левого глаза он заметил какое-то движение — от дерева к дереву. Темная фигура мелькнула между темными стволами. Мэтью стал пристально вглядываться в полосу леса, но ничего странного больше не увидел. Просто снег и ветер… шутят с его зрением и слухом.
Лучше вернуться в дом, — подумал он. — Лучше как можно быстрее проверить эту сумку и убраться отсюда.
Войдя в дом, Мэтью стал разбирать сумку прямо на столе, а остальные молча наблюдали за ним — особенно Файрбоу, его глаза светились надеждой. Мэтью поочередно извлек несколько сорочек, две пары бриджей, пару потертых черных сапог и… пару шерстяных чулок.
— Слава Богу! — воскликнул Файрбоу, хватая чулки, сорочку, бриджи и сапоги. — Я примерю их прямо сейчас! — И, не соблюдая приличий и не обращая внимания на хозяев, он встал перед очагом, сбросил халат и — совершенно нагой — расселся на полу, принявшись натягивать чулки, которые оказались ему впору. Следом пришел черед бриджей, которые были велики в талии, и сапог, давящих на пальцы так, что, едва примерив их, Файрбоу скривился. Сорочка же села хорошо, хотя и чуть болталась на плечах.
Стоило Файрбоу подняться, как его бриджи свалились до колен.
— Хм… — задумчиво протянул Отри, заметив, что его супруга с удовольствием созерцает сие зрелище. — У меня есть тонкая веревка, которая как раз сможет удержать штаны на месте. Это будет стоить вам шиллинг.
Джулиан без комментариев протянул ему монету, и Отри вручил ее Грете с победной улыбкой процветающего дельца. Не мешкая, он отправился за веревкой, а Файрбоу остался стоять, старательно поддерживая мешковатые бриджи руками. Элизабет не могла не усмехнуться, наблюдая доктора в столь печальном амплуа.
Мэтью подошел к одному из окон и осторожно отодвинул штору.
— Что там? — резко спросил Джулиан, подходя к нему.
— Ничего особенного. Но, ты прав, пора отправляться в путь. — Напряжение в собственном голосе удивило и даже обеспокоило Мэтью. Неужели он все-таки видел кого-то там, в сумерках?
— Уже давно пора. Отри! — раздраженно воскликнул Джулиан. — Поспеши, ладно? — Он тоже выглянул в окно, но темнота и снег ухудшали видимость, не давая ничего разглядеть дальше нескольких ярдов.
Отри вернулся с длинной веревкой и небольшим ножом. Пока Джулиан караулил Файрбоу, чтобы тот не вздумал перехватить нож, Отри сделал на бриджах несколько оскорбительных надрезов и продел через них веревку, создав тем самым импровизированный пояс.
— Затяни ее хорошенько и завяжи на узел, — приказал он. Когда доктор повиновался, Отри удовлетворенно кивнул и отошел на несколько шагов, любуясь своей хорошо проделанной работой. — Вот, пожалуйста, — сказал он. — Красиво, словно оленья шкура на заднице бобра!
Файрбоу вновь облачился в халат. Он ему не нравился, но был теплым, так что выбирать не приходилось. Когда путники уже вознамерились покинуть гостиницу, Отри вдруг замер посреди комнаты.
