При таком подходе нам стоит ожидать, что системы моральных норм часто будут отличаться от способа аргументации, апеллирующего к фактам. Стоит свергнуть этот способ с пьедестала, перестав считать его единственно адаптивным образом мышления, и появляется целая россыпь альтернатив. Например, так одним из механизмов, возникших в ходе эволюции и мотивирующих адаптивное поведение, становятся эмоции – гораздо более древний вид психической активности, нежели когнитивные процессы, ассоциируемые с научной мыслью. А значит, мы можем предположить, что призвание этических систем – направлять мощные импульсы эмоций нам на службу: увязывать радость с правильным поведением, страх – с неправильным, гнев – с проступком. А еще вполне можно ожидать, что истории, музыка или ритуалы будут по меньшей мере так же важны для управления поведением групп, как и логические доводы. Эти элементы религии не могут всецело заменить научные способы мышления – иногда последние наиболее эффективны – но и религию наукой не заменить.
А теперь сделаем беседу не столь отвлеченной – и приведем второй пример этики охотников-собирателей. Нижеприведенный отрывок из книги Тернбулла (Turnbull 1965, 180) описывает, как мужчины племени мбути, обитающего в джунглях экваториальной Африки, единогласно принимают решения.
Нджобо был великим охотником. Он знал эти земли не хуже других и за свою жизнь уже лично убил четырех слонов. Но он был хорошим мбути и никогда не пытался вмешаться, когда шел разговор об охоте в лесу. Он участвовал в таких разговорах, как и любой другой, и если когда-либо оказывалось, что он ведет себя слишком воинственно или чрезмерно настаивает на своем, другие перекрикивали его или осмеивали всем скопом, несмотря на весь его авторитет. Экианга, напротив, был не столь знаменит в племени, и иногда его поступки вели к спорам и ссорам; а кроме того, он имел трех жен (а одна была сестрой другого важного члена племени). Но он был прекрасным охотником, очень выносливым, и тоже хорошо знал местность. Даже на пике своей «непопулярности» он оставался одним из лучших «предводителей» охотников. То же можно сказать и о юноше Никиабо. Едва выйдя из отрочества, Никиабо убил буйвола и тем стяжал себе славу. Он был холостяк, но у него были свои силки, и он принимал заметное участие в беседах охотников. Макубаси, юный охотник, уже успел жениться. Ему оказывали особый почет за отвагу, силу и знание края. Но при всей своей славе никто из четверых, и даже все они вместе, не могли навязать другим охотникам свое мнение при голосовании. Если их мнение отличалось от мнения большинства, их принуждали либо согласиться с общим решением, либо отказаться в этот день от охоты. Никто из четверки не имел даже намека на власть над другими. Они никогда не давили морально, пытаясь влиять на решение – ни из личных соображений, ни ради подтверждения своего авторитета. Иногда говорили только о том, что решение группы должно быть «хорошим», «приятным лесу». Считалось, что те, кто отвергает решение, не хотят сделать лесу приятно, а это нехорошо. Охотник, желая усилить свой аргумент, всегда мог апеллировать к лесу, сказав что, по его мнению, предлагаемое решение будет «хорошо» и «приятно». Впрочем, лишь окончательный вердикт позволял понять, так ли это на самом деле.
Этот пассаж – прекрасная иллюстрация равенства среди охотников-собирателей, при котором воля группы преобладает над волей самых сильных личностей, по крайней мере тех, кто с радостью бы стал доминировать в отсутствие механизмов социального контроля. Решение таких личностей о том, где охотиться, почти наверняка обращено к практическим доводам, а те, в свою очередь, основаны на глубоком знании, то есть на том, что мы ассоциируем с научной мыслью. И тем не менее этот способ мышления неразрывно сочетается с верой в то, что лес способен испытывать удовольствие и эта способность отвечает благополучию группы. Интересно, почему мысль мбути приняла столь «иррациональный» оборот? Разве споры об общей выгоде не должны вестись в исключительно прагматичной и «рациональной» плоскости? Впрочем, ответ должен основываться, прежде всего, на рассмотрении потенциала повышения приспособленности, достигаемой действиями, мотивация к совершению которых формируется альтернативными способами мышления. Как только рассуждение, свойственное научной мысли, перестает считаться единственным способом повысить приспособленность, тогда способы рассуждения, ассоциируемые с религией, уже не презираются и не отбрасываются, а могут по праву изучаться как формы адаптации.
Мнения эволюционных биологов
Главная цель этой книги – научная оценка гипотезы об органическом характере религиозных групп. А данный раздел призван провести обзор уместных концепций, предлагаемых эволюционной биологией. Мы уже охватили огромный массив и затронули множество сложных вопросов, а ключевое утверждение можно выразить так: естественный отбор – это процесс, идущий на нескольких уровнях как между группами, так и между особями в группах. Любая единица наделена свойствами, присущими организму, в такой степени, что становится единицей отбора. История жизни на Земле знает много примеров, когда группы организмов переходили в группы-организмы. Такие группы достигают единства через механизмы, подавляющие естественный отбор внутри группы; при этом поведение индивидов не становится всецело альтруистическим. Теория эволюции человека охватывает и парадигму многоуровневого отбора, и концепцию главных эволюционных переходов форм жизни. Этические системы обеспечивают действие многих механизмов, позволяющих группам людей функционировать как адаптивные единицы. А кроме того, эти системы включают как психологический компонент, присущий изначально, так и постоянно развивающийся культурный компонент, что позволяет группам приспосабливаться к унаследованным условиям окружающей среды. Верования в сверхъестественные силы и разные иные стихии, ассоциируемые непосредственно с религией, могут играть немалую роль в устроении и функционировании моральных сообществ.
Во введении я указал, что наука лучше всего работает тогда, когда проверяет различные гипотезы, четко выраженные и позволяющие предсказать измеряемые свойства окружающего мира. В отношении религии теория эволюции предлагает не одну, а несколько таких гипотез, и они различаются в предсказаниях, как это показано в таблице 1.1. Главное различие – ответ на вопрос, повышает ли религия приспособленность – или, напротив, снижает ее. Среди «адаптивных» объяснений есть такие: религия может быть адаптацией на уровне групп (главный тезис данной книги; см. также E. O. Wilson 1998) и на уровне личностей (Alexander 1987), а кое-кто считает ее культурным паразитом, который распространяется за счет личностей и групп (Dawkins 1976; Boyer 1994, 2001; Blackmore 1999). Объяснения, отказывающие религии в способности повышать адаптивность, усматривают в религии механизм приспособления к уже исчезнувшим условиям окружающей среды – механизм, уже ставший препятствием к повышению адаптивности. Порой эти объяснения идут другим путем и рассматривают религию как побочный продукт эволюции, чьи функции, если они вообще имеются, вторичны по отношению к более общему адаптивному плану (Guthrie 1995; Boyer 2001). В своем известном эссе, обрушиваясь с критикой на эволюционных биологов за то, что те слишком полагаются на идею адаптации, Гулд и Левонтин (Gould and Lewontin 1979), сами видные эволюционные биологи, указывали, что многие биологические структуры похожи на «антревольты». Антревольтом в архитектуре называют пространство между двумя смежными арками. Арки всегда несут инженерную функцию, а вот антревольты – нет, поэтому их часто заполняют орнаментами: в лучшем случае это – вторичная функция. Как показать это на примере? Скажем, нос может поддерживать очки, но эта его «функция» явно второстепенна по сравнению со способностью пропускать воздух при вдохе и выдохе – или различать запахи. Один из примеров гипотезы «антревольта» для религии гласит, что самосознание сумело развиться в ходе естественного отбора, поскольку повышает шансы на выживание – однако у него есть неприятный побочный продукт: из-за него человек осознает, что смертен. Возможно, именно поэтому религия могла возникнуть как способ побороть страх смерти; тогда она оказывается адаптацией второго уровня, понять которую можно лишь в контексте более важной, первичной адаптации (самоосознания).
