Поиск адаптации на слишком мелкой шкале ведет к простой фальсификации гипотезы. Скажем, я предсказываю, что гуппи, обитающие у края отдельной запруды (микроареал, где хищников мало) дают потомство более крупное, чем гуппи, обитающие в середине той же запруды (микроареал, где хищников относительно больше). Если мне не удалось обнаружить предсказанное различие в размерах потомства – то, вероятно, потому, что адаптация и естественный отбор не проявились на столь мелкой шкале. Поиск адаптации на чрезмерно грубой шкале ведет к иной ошибке – мы можем не найти реально существующие адаптации. Предположим, я думаю, что гуппи хорошо адаптированы как вид – но не принимаю во внимание локальных адаптаций в пределах отдельных рек. В таком случае я не проведу различие между гуппи, живущими в верховьях и низовьях, и адаптивная изменчивость в границах одной реки (самцы отличаются по цвету, новорожденные мальки – по весу) представится мне бессмысленным шумом. Адаптации на определенной шкале пространственно-временного масштаба становятся незаметными, если искать их на более грубой шкале.
В эволюционной биологии исторически сложилось так, что силу адаптации и естественного отбора раскрывали на все более мелких шкалах, как пространственных, так и временных. В 1940-х годах различия между отдельными видами и подвидами зябликов, обитающих на Галапагосских островах, объяснялись как итог дрейфа генов. Британский эколог Дэвид Лэк (Lack 1961) прославился тем, что предложил объяснять эти различия в терминах адаптации и естественного отбора, но даже он удивился бы, узнав о существовании еще более мелкого масштаба для исследования, столь наглядно представленного в книге Джонатана Вайнера «Клюв зяблика» (Weiner 1994).
Размышление о религиозных группах как адаптивных единицах, сравнимых с гуппи и зябликами, настолько ново, что сейчас мы просто не можем предложить подходящих временных и пространственных шкал. Но, возможно, религиозные верования порой кажутся сторонним наблюдателям бессмысленными, именно потому, что эти наблюдатели подходят к религии с очень грубой шкалой (например, к представлению о христианском прощении, которое я рассматриваю в главе 6). Стоит провести более тонкий анализ – и, вероятно, проявится адаптивный паттерн. Поэтому я начну с малого масштаба, то есть с оценки адаптивного потенциала данной формы христианства у конкретного сообщества людей, разделяющих это исповедание веры. В этом случае я постараюсь оценить способность кальвинизма к повышению адаптации у тех, кто жил в Женеве в середине XVI века – и рассмотрю те черты кальвинизма, что есть и у иных христианских деноминаций (аналогично живорождению у гуппи), а также и другие особенности, которые выделяют кальвинизм на фоне других христианских конфессий.
Катехизисы как источники данных
Исследовать религию и найти ее функциональные свойства? Да, это рискованное дело! Впрочем, здесь весьма поможет то, что догматы многих современных форм христианства сведены в катехизисы, по которым открыто учат неофитов. Кальвин-реформатор едва ли не первым делом написал такой катехизис, причем настаивал на том, чтобы его выучили наизусть все жители Женевы. Исследователи наследия Кальвина согласны в том, что этот катехизис – превосходный свод его взглядов, более пространно изложенных в «Наставлении» и многих иных сочинениях. К тому же этот катехизис весьма удобен для наших целей, ведь именно его учили жители Женевы, а значит, именно он, скорее всего, оказал сильнейшее влияние на поведение горожан
[32].
В потенциале катехизисы – золотая жила сведений для изучения религий с эволюционной точки зрения. Они имеют полное право называться «культурными геномами», поскольку в легко воспроизводимой форме содержат информацию, необходимую для образования адаптивного сообщества. Они достаточно кратки, их можно проанализировать подробно, и они есть у многих деноминаций, что позволяет проводить сравнительные исследования религиозных организаций. Кроме этого, отдельные деноминации время от времени пересматривают свои катехизисы, создавая тем самым аккуратно запакованные «палеонтологические летописи» эволюционных изменений. Лучшую базу исторических данных трудно и представить.
Сейчас я попытаюсь проанализировать первый катехизис, написанный Кальвином для Женевы в 1538 году, а в основу моей попытки будет положен перевод Форда Бэттлса (перепечатан в Hesselink 1997, вся пагинация указана по этому изданию). Цели моего анализа можно сформулировать в двух простых вопросах: «Как мог бы вести себя тот, кто изучал катехизис Кальвина и верил тому, что изложено в нем? И благодаря каким особые чертам катехизис способен так влиять на поведение?»
Катехизис Кальвина
Катехизис Кальвина делает одинаковый акцент на отношении людей с Богом и на их отношении друг с другом, причем это выделяет сам Кальвин:
В Законе Божьем дано наиболее совершенное установление для всякой праведности, которое по наилучшему рассуждению должно быть названо вечной волей Господа, поскольку в двух скрижалях этого установления заключено полностью и ясно все, что нам необходимо. Первая скрижаль изложила в немногих заповедях правила почитания, соответствующие Его величию; вторая – долги милосердия, что каждый из нас имеет перед ближним своим (11).
С позиции функционализма представления о Боге и Его взаимоотношениях с людьми необходимо истолковать как адаптацию, призванную управлять поведением людей. Таким образом, весь катехизис надлежит понимать в терминах отношений «люди-люди» – по крайней мере, такова рабочая гипотеза. При этом удобно оставить различие отношений «Бог-люди» и «люди-люди» для целей анализа. Выразить то, какого поведения по отношению к другим людям ждет от человека Бог, достаточно просто: оно в явной форме содержится в катехизисе. А вот почему поощрять поведение необходимо через представления о Боге – и в особенности о Его взаимоотношениях с людьми? Этот вопрос более глубокий. Но и на него есть ответ.
Отношения людей с людьми
Перечень действий, предписываемых к исполнению катехизисом Кальвина, приведен в таблице 3.1. В нем – знакомые предписания Десяти заповедей, ожидать изменения которых в рамках иудеохристианской традиции не приходится – как не приходится ожидать того, что гуппи перестанут быть живородящими. В перечне есть и сравнение с организмом – идея, ставшая источником вдохновения для этой книги. И, наконец, там есть образцы поведения, созданные специально для местных социальных и политических условий. Если прочесть их в обратном порядке, то можно сказать, что кальвинизм наставляет верующего быть добропорядочным гражданином и не бунтовать против властей, как об этом сказано в следующем отрывке из катехизиса:
