Механизмы культурной изоляции
Культурные и этнические меньшинства зачастую изолируются более крупными культурами, в среду которых погружены. Еврейские общины такую изоляцию определенно испытали. Однако многие версии иудаизма, помимо того, заключают в себе очень сильные изоляционистские механизмы. Отмечу еще раз: эволюционные биологи не первыми указывают на этот хорошо известный факт, с готовностью признаваемый и самими иудеями. Прейгер и Телушкин (Prager and Telushkin 1983) даже считают оскорбительным мысль о том, будто иудаизм определен антисемитизмом: тогда бы устранение второго вело бы и к исчезновению первого.
В главе 2 я привел предсказание Яннакконе (Iannaccone 1992, 1994), которое гласит, что суровые религии обретают силу, изолируя «своих» от остального общества и тем самым превращая сотрудничество внутри группы в лучший вариант. Изоляционизм – это не внешнее ограничение, а сущностная особенность религии. История иудаизма полна примеров этого общего принципа. Хорошо известны такие механизмы обеспечения изоляции, как обрезание, пищевые запреты, одежда, язык, специальные законы, направленные против половых и социальных контактов… Вот один пример из постановления еврейского духовенства Франкфурта в 1603 году: «Если будет доказано, что какой-либо еврей пил вино в доме нееврея, да будет воспрещено любому иному еврею жениться на дочери этого, или дать ему кров над головой, или позвать на чтение Торы, или позволить ему исполнить какой-либо обряд веры» (Finkelstein 1924, 260).
Еще раз скажу: важно помнить, что иудаизм, как и другие ведущие религиозные традиции, представлен множеством особых направлений, составляющих вкупе целый спектр – от крайнего желания отделиться от общества до столь же сильного стремления к ассимиляции. Такой спектр существовал во всей истории иудаизма вплоть до наших времен: я покажу это более подробно в главах 5 и 6. Тем не менее самые строгие и самые стойкие версии иудаизма можно точно охарактеризовать как культурные цитадели, удерживающие «чужих» снаружи, а «своих» – внутри.
Та степень, в которой еврейские общины были изолированы от окружающих их культур, даже отразилась на генной концентрации. Данные популяционной генетики позволяют зафиксировать этот факт с высокой точностью: евреи из любых точек мира на генном уровне ближе друг к другу и к населению Ближнего Востока, откуда они произошли, нежели к населению той земли, на которой эти евреи проживают в настоящее время (Cavalli-Sforza and Carmelli 1977: Kobyliansky et al. 1982; Hammer et al. 2000). Чтобы оценить разницу между культурным и генным типами изоляции, вспомним о нуэрах: в главе 2 мы уже говорили об их религии и о том, как они расширяют территорию обитания за счет земель племени динка. Хотя некоторые динка погибли от рук нуэров в ходе набегов, многих приняли в племя победителей: плененные женщины стали женами, мужчины – рабами; впрочем, мужчины могли заменить мужа вдовам нуэров – этот обычай назван «браком с тенью» (англ. ghost marriage, Kelly 1985). Нуэры сохраняли свою культурную индивидуальность, поскольку ассимилированные динка отказывались от старых обычаев и перенимали образ жизни нуэров. В то же время генетически две этих культуры не различались: добрая половина нуэров произошла от прародителей, которые пару-тройку поколений тому назад входили в племя динка
[46].
Так обстоит и с большинством других мировых культур: их характерные черты едва ли служат преградами для дрейфа генов. А вот генетические «мостики» между культурами возникают благодаря многим факторам. Приняв новую религиозную веру, люди меняют только свои представления – но не гены. Мужчины имеют сильные стимулы для получения женщин из культур, к которым не принадлежат сами, в том числе и силой, если это необходимо, а также с целью узаконить свое потомство. Адюльтер, проституция, изнасилование – все это тоже механизмы переноса генов через культурные границы. Даже слабый дрейф генов может размыть генные различия между группами, если длится в течение многих поколений. И тот факт, что популяции евреев во всем мире ближе друг к другу, чем к популяциям, среди которых они проживают, подтверждает крайне высокую степень изоляции, достигнутой благодаря культурным механизмам. Особенно интересно то, что иудаизм противостоит биологической выгоде наиболее влиятельных членов общины – мужчин, – ограничивая их способность «импортировать» женщин откуда бы то ни было. Генетические данные о генах показывают, что эти ограничения имели немалый успех.
Иудаизм существовал до прихода христианства и ислама, изначально задуманных так, чтобы возрастать, обращая людей в веру. Переход в иудаизм тоже всегда был возможен (и в Еврейской Библии много примеров), но с большими сложностями. В известном смысле именно это Яннакконе предсказал бы для Церкви, желающей оставаться сильной путем принуждения неофитов к демонстрации выбранной ими приверженности. Во многие религиозные секты сложно вступить; если же приводить примеры для групп нерелигиозных, можно вспомнить о ритуалах вступления в братства и о том, сколь дорого стоит членство в закрытом клубе. В то же время эти организации обычно заинтересованы в новых членах, даже требуя от них проходить инициацию. Еврейские общины, напротив, почти никогда не искали прозелитов, хотя и могли их принимать. У нас нет ни примеров миссионерской деятельности иудеев, ни текстов, написанных для обращения чужаков в веру. А кроме того, иудейский закон иногда придает прозелитам низший статус. И вот пример (MacDonald 1994, 67). Если для имущественной компенсации, выкупа пленников или спасения жизни необходимо выбирать между членами общины, закон устанавливает последовательность в порядке убывания важности: священник, левит, израильтянин, мамзер, нефиней, прозелит и вольноотпущенник. Прозелиты, принявшие иудаизм, по статусу ставились ниже незаконнорожденных (мамзеров) и слуг из других племен (нефинеев). Такие препятствия к тому, чтобы стать иудеем, часто сочетались с еще более строгими ограничениями, наложенными на выходцев из антисемитских неиудейских общин. И неудивительно, что чужаки обычно и оставались «чужаками».
Итак, в иудаизме много черт, благодаря которым еврейские общины, даже будучи крохотными меньшинствами, жестко притесняемыми и понуждаемыми к ассимиляции, сохраняли свою обособленность на протяжении всей свой истории. Однако, чтобы выжить, эти еврейские общины нуждались в ресурсах, а значит, им приходилось вести дела с теми самыми народами, от которых они столь упорно отделялись.
Взаимодействие групп, позволяющее выжить
В соответствии с основным сценарием Дарвина, предложенным для группового отбора, сотрудничество – хрупкий цветок, если рассматривать только внутригрупповые взаимодействия, но группы, проявляющие склонность к сотрудничеству, значительно превосходят своих соперников, которые к нему не склонны. Если благодаря своей религии еврейские общины действовали крайне согласованно – по сравнению с обществами, с которыми они вели дела – тогда это могло дать им преимущество в любом предприятии, которое требовало объединенных усилий. Выживание таких общин среди других народов – по крайней мере, при отсутствии гонений – было обеспечено.
