Христианское прощение
Такая религия, как христианство, должна направлять и координировать поведение своих адептов во многом подобно тому, как это делают традиционные культуры, описанные в предшествующем разделе. Это труднейшая задача, если принять во внимание ее масштаб. Многие виды деятельности должны осуществляться среди разных категорий людей. Отношения в группе требуют иных наставлений, нежели отношения вне ее. Да и последние, возможно, придется разделить на совершенно разные типы. Весьма вероятно, что наиболее подходящие виды деятельности будут различаться в зависимости от физических и социальных условий. Более того, все эти сведения предстоит передать новообращенным, которые принимают новую веру с самым разным «багажом» предыдущих убеждений и практик. Даже не зная деталей, мы можем быть уверенными в том, что наставления, призванные показать, как вести себя адаптивно, так или иначе закодированные в религиозных верованиях и практиках, должны быть комплексными.
Как мы выяснили в главе 4, раннехристианская Церковь создала свой кодекс, в высшей степени адаптивный для тех, кто к ней принадлежал. Если христианина просили выразить свою религию одним словом, таким могло стать слово «прощение». Но я только что показал: адаптивная религия может быть только «комплексной» – иначе о ней не сказать. Чтобы понять природу христианского прощения, мы должны исследовать его как часть более широкой системы правил «если – то», проявляющихся в контексте определенной среды.
К счастью, условия, в которых находилась раннехристианская Церковь, изучены весьма детально. Следующий рассказ взят у Элейн Пейджелс (Pagels 1995). Отрасль религиоведения, которую она представляет, в чем-то отделена от трудов сторонников теории рационального выбора. Ее рассказ об иудаизме в Древнем мире точно соответствует второй гипотезе о жизненном цикле религий, в общих чертах намеченной в главе 5. Над влиятельными кругами иудаизма все время висела угроза: их могли «опорочить» те, кто получал выгоду за счет единоверцев и желал отказаться от строгих законов, сохранявших Израиль отделенным от других народов – иными словами, те, кто желал превратить иудаизм, если следовать терминологии Старка и Бейнбриджа, в нечто подобное Церкви. Была и иная, противостоящая тенденция – страстные усилия «очистить» Церковь, превратить ее в нечто подобное секте, и эти усилия предпринимались теми, кто чувствовал эксплуатацию со стороны «верхов».
Это напряжение часто проявлялось в ожесточенной борьбе за лидерство в главной религии. Если фракция, настаивающая на «очищении», достаточно сильна, тогда та же самая движущая сила, что порождает вторичные секты, может увести всю религию на путь превращения в секту. Одним из примеров этого служит восстание Маккавеев:
Как гласит Первая книга Маккавейская, израильтяне, полные решимости сопротивляться порядкам иноземного царя и хранить традиции отцов, сражались сразу на двух фронтах – не только против иностранных оккупантов, но и против евреев, склонных к компромиссам с чужестранцами и к ассимиляции. Недавно историк Виктор Чериковер и его коллеги предложили более сложную версию этой истории. По мнению Чериковера, многие евреи, особенно из высших классов, на самом деле приветствовали «реформу» Антиоха и хотели полностью получить привилегии эллинистического общества, которыми обладали только греки. Они рассчитывали на то, что, оставив свои племенные привычки и получив для Иерусалима прерогативы греческого города, получат право самостоятельно управлять городом, чеканить собственную монету и смогут увеличить торговые обороты с сетью других греческих городов, распространенной по всему свету… Так они могли сделать шаг вперед в более широком космополитичном мире.
Но многие другие евреи, возможно, большинство населения Иерусалима и прилегающих сельских районов – торговцы, ремесленники и крестьяне – питали отвращение к этим «эллинизированным евреям» как к предателям Бога и Израиля. Восстание, поднятое старым Маттафией, воодушевило народ выступить против порядков, установленных при Антиохе, и изгнать чужеземных правителей, пусть даже под угрозой смерти. После яростных сражений еврейская армия одержала решительную победу. В знак своего триумфа евреи очистили и заново освятили Храм, в память о чем с того времени ежегодно празднуется Ханука.
Так евреи вернули себе контроль над Храмом, духовенством и правительством. Чужеземцы ушли, но остались внутренние конфликты, особенно сопряженные с тем, кто будет контролировать указанные институты. Внутренние противоречия с каждым днем становились только глубже, поскольку более жесткая партия сепаратистов, бывшая под влиянием Маккавеев, противостояла эллинистической партии. При этом сепаратисты, выиграв войну, стали хозяевами положения (Pagels 1995, 45–46).
Порой брала верх партия тех, кто любил мирские блага, и партия «очищения» оставляла основной иудаизм и создавала самостоятельные секты, воспринимавшие себя как истинный народ Израильский. Одной из таких сект были ессеи. Другой – секта, основанная Иисусом: это ясно из его многочисленных обличительных речей против иудейских священников и книжников, а также из его действий, направленных на очищение Храма.
Кое в чем движение Иисуса походило на другие иудейские секты, а кое в чем радикально отличалось. Все эти секты боролись против основного направления в иудаизме: наибольшую угрозу их существованию представлял именно он, а не Римская империя или другие народы. Сектантам уже не хватало того, что они принадлежат к евреям по праву рождения – чтобы стать частью избранного народа, требовалось хранить верность законам Завета в том виде, в каком их трактовала секта. Именно в этом Иисус не соглашался с другими сектами, скажем, с теми же ессеями. Для ессеев приверженность законам Завета была наиболее строгой формой иудаизма, и ей могли следовать только евреи. Да, требовалось нечто большее, нежели просто принадлежать к еврейскому народу – но, без сомнения, это было необходимо, и только еврей мог войти в число избранных. А Иисус больше подчеркивал этическую сторону еврейского закона, а не этническую и не ритуальную, и делал это столь ярко, что факт принадлежности к еврейскому народу утратил свою необходимость для вхождения в круг избранных – и кроме того, сам по себе этот факт уже ничего не значил. Одно это структурное изменение создало важный пункт расхождения между маленькой сектой, известной только по свиткам Мертвого моря, и религиозным движением, распространившимся по всей планете.
До сих пор я рассказывал историю христианской Церкви так, словно говорил о происхождении жизни на Земле. Как произошли млекопитающие и почему они сменили динозавров в роли главной формы позвоночных на планете? Мы никогда не получим абсолютно точный ответ, но даже если бы и могли его получить, история все равно полнилась бы счастливыми случайностями и интуитивными открытиями. Как указал Стивен Джей Гулд (Gould 1989), если бы мы могли заново проиграть пленку жизни, возможно, она бы оказалась иной. Млекопитающие могли бы остаться мелкими созданиями размером с мышь, а сознание, подобное человеческому, могло бы так и не появиться на этой планете. Примерно так же секту, созданную Иисусом, можно считать видоизмененной культурой, чьи структурные свойства можно определить во впечатляющих подробностях. Тот факт, что секта зародилась в своем месте и в свое время, отчасти – дело случая. История могла бы пойти другим путем. Однако учитывая направление, которое она все же приняла, нужно сказать, что роль шанса стала гораздо меньше. Как замечает Пейджелс, Иисус и его ученики, возможно, никогда не рассчитывали на то, что их новая секта привлечет так много неевреев, и даже не желали этого – но в этом плане уже мало что можно было сделать после того, как видоизмененная культура появилась на свет.
