Предположим, я знаю, что все они — мои потенциальные убийцы. Я был вправе ужасаться при мысли, что там, в глубинах подземелья, — человек, который может меня убить. А если бы убийца находился не в подземелье, а наверху, обитал при дневном свете, владел всею землей, командовал всеми армиями и всеми народами? Если бы он мог заделать все отверстия в земле и выкурить меня из моей норы, и убить, как только я высуну нос на поверхность? Каково иметь дело с убийцей такого масштаба? Мир забыл про это, как он забыл о недавней войне.
— Да, — сказал отец Браун, — но война была. Рыба может снова оказаться под землей, а потом опять выйдет на поверхность. Как заметил святой Антоний Падуанский, только рыбы спасаются во время потопа.
В жизни отца Брауна наблюдался период, когда ему было трудно без легкой дрожи повесить на вешалку свою шляпу. Причина подобной идиосинкразии заключалась в незначительном эпизоде куда более сложных событий, однако дни его протекали так бурно и насыщенно, что ничего, кроме этого эпизода, в памяти не сохранилось. Связан он был с обстоятельствами, вынудившими доктора Бойна, приписанного к полиции врача, в один особенно морозный декабрьский день послать за священником.
Доктор Бойн был рослый темноволосый ирландец, один из тех загадочных, полных противоречий уроженцев Изумрудного острова, которых можно встретить по всему миру. Они долго и пространно рассуждают о научном скептицизме, материализме и цинизме, однако никогда и не помыслят соотнести религиозные обряды с чем-то иным, кроме традиционных верований своей родины. Трудно сказать, является ли их набожность красивым фасадом или же представляет собой глубокую убежденность. Скорее всего, она и то и другое, а в середине лежит толстый слой материализма. В любом случае, когда врач решил, что события могут быть связаны с духовными материями, он попросил прибыть к нему отца Брауна, не скрывая, что предпочел бы, чтобы дело обстояло именно так.
— Знаете, я не до конца уверен, нужны ли мне именно вы, — произнес он, поздоровавшись. — Я пока что во всем сомневаюсь. Пусть меня повесят, если я понимаю, кто вообще нужен в этом деле — врач, полицейский или священник.
— Ну, — улыбнулся в ответ отец Браун, — поскольку, как я полагаю, вы сочетаете в себе полицейского и врача, я, похоже, оказываюсь в меньшинстве.
— Должен признать, что вы из тех, кого политики называют «просвещенным меньшинством», — отозвался врач. — В том смысле, что мне известно, что вам доводилось работать и в нашей области. Однако чрезвычайно затруднительно сказать, по вашей части это дело или по нашей. Возможно, оно исключительно по линии комиссии по попечению над душевнобольными. Мы только что получили письмо от человека, живущего поблизости в том белом доме на холме. Он просит защиты, поскольку его преследуют и угрожают убийством. Мы в меру своих сил постарались выяснить факты. Вероятно, мне надо изложить вам эту историю, как она развивалась с самого начала.
Некий Эйлмер, богатый землевладелец из Западной Англии, женился довольно поздно, в браке у него родились три сына: Филип, Стивен и Арнольд. Однако еще холостяком, когда он думал, что останется без наследника, Эйлмер усыновил мальчика по имени Джон Стрейк, которого считал очень способным и подающим большие надежды. Происхождение приемного сына Эйлмера было довольно туманным: одни говорили, что он подкидыш, другие — что цыган. Полагаю, что последнее связано с тем, что Эйлмер на старости лет не на шутку увлекся мрачным оккультизмом, хиромантией и астрологией. Его сыновья заверяли, что Стрейк поощрял его увлечения. Однако кроме этого братья много чего еще говорили. Они рассказывали, что Стрейк поразительный негодяй и особенно поразительный лжец, своего рода гений сиюминутной лжи, которую преподносил так, что мог обмануть любого сыщика. Но в свете случившегося это может быть естественным предубеждением.
Возможно, вам удастся в общих чертах представить, что произошло. Старик практически все завещал приемному сыну, а когда умер, его родные сыновья опротестовали завещание. Они заявили, будто отец был так запуган, что лишился воли и, если говорить честно, превратился в бессвязно бормочущего идиота. Сыновья утверждали, что Стрейк, несмотря на все усилия родных и врачей, изощренными и хитроумными способами пробирался к Эйлмеру-старшему и терроризировал его на смертном одре. В любом случае, сыновьям, похоже, удалось доказать наличие у покойного серьезных психических отклонений, поскольку суд аннулировал завещание и сыновья получили наследство. Говорят, что Стрейк разразился жуткими ругательствами и поклялся одного за другим убить всех троих. Он заявил, что ничто не спасет их от его мести. За защитой в полицию обратился третий и последний из братьев, Арнольд Эйлмер.
— Третий и последний, — повторил священник, мрачно глядя на врача.
— Да, — сказал Бойн. — Двое других погибли.
После недолгого молчания доктор продолжил:
— Вот тут и начинаются сомнения. Нет доказательств того, что они были именно убиты, однако подобное вполне могло произойти. Старший брат, сделавшийся помещиком, якобы покончил с собой в саду. Средний, ставший промышленником, получил у себя на фабрике удар по голове какой-то машиной. Весьма вероятно, что он мог поскользнуться и упасть. Однако если их убил все-таки Стрейк, то он, несомненно, очень хитроумно все придумывает и мастерски ускользает. С другой стороны, очень вероятна мания преследования, основанная на совпадении. Послушайте, мне нужен человек толковый и с жизненным опытом, лицо неофициальное, который мог бы сходить побеседовать с этим мистером Арнольдом Эйлмером и составить о нем впечатление. Вы знаете, что такое человек, одержимый навязчивой идеей, и как ведет себя тот, кто говорит правду. Мне хотелось бы, чтобы вы сыграли роль авангарда, прежде чем мы возьмемся за это дело.
— Представляется довольно странным, — ответил отец Браун, — что вам не пришлось взяться за него раньше. Если в нем что-то действительно есть, эта история, похоже, тянется уже довольно давно. Есть ли какая-то особая причина, почему он обратился к вам за помощью лишь сейчас, а не в другое время?
— Мне это, как сами понимаете, приходило в голову, — ответил доктор Бойн. — Причину Арнольд Эйлмер приводит, но, признаться, она такова, что заставляет меня задуматься, не является ли все это дело капризом полоумного сумасброда. Он заявил, что вся его прислуга внезапно забастовала и ушла, поэтому ему пришлось обратиться в полицию, чтобы та взяла на себя охрану его дома. Наведя справки, я убедился в том, что «великий исход» прислуги из дома на холме и вправду имел место. Разумеется, город наполнился слухами, причем, смею заметить, весьма односторонними. Прислуга утверждает, что хозяин сделался совершенно невозможным в своих опасениях, страхах и требованиях. Он хотел, чтобы слуги охраняли дом, как часовые, или находились рядом с ним, как ночные сиделки в больницах. Он ни на минуту не оставлял их в покое, потому что ему нельзя быть одному. Поэтому они в один голос заявили, что он ненормальный, и потребовали расчет. Конечно, это не доказывает, что он не в себе. Однако в наши дни кажется довольно странным, что человек может требовать от камердинера или горничной, чтобы они действовали как вооруженная охрана.
