Мама неуловимо осмотрела магтобус, убеждаясь, что всё в порядке.
– Долгие века стожары накапливали опыт борьбы с тварями и передавали его из поколения в поколение. Нужно наблюдать, нужно всё замечать и быстро действовать. Твари тоже в первую очередь уничтожают нас. Им не нужно, чтобы о них знали. Из мрака проще наносить удары. Я научу тебя всему, что знаю сама.
– Да, – отозвался Филат. – Потому что мы с тобой – последние стожары. – Он закончил фразу привычно, без мысли и выражения. Ребёнок, заученно повторяющий стишок. Как маленький мальчик в дворцовом парке, отловленный за шкирку вновь прибывшим послом и получивший от него леденец за информацию, где найти короля, отвечает, обсасывая леденец: «Король – это я! А ещё один леденец у вас есть?»
Мама взглянула на Филата и вздохнула. Сложно серьёзно говорить с малышом, которого больше интересуют жуки в трещинах асфальта.
– Ладно… Кажется, я тебя перегрузила…
– А куда мы теперь? – спросил Филат.
– В Саратов. На этот раз тебя будут звать… минуту… – мама сосредоточилась и, сунув руку в пустоту, достала паспорт и свидетельство о рождении. Чувствовалось, что документы прошли сквозь изнанку мира. Обложка паспорта была горячей, а у свидетельства пожелтели края. Разумеется, документы были настоящими. Никаких фальшивок мама не признавала. Документы реальных людей, которые где-то жили и что-то делали. И даже документы у них не пропали. Просто у них появились двойники.
– Тебя зовут Николай. Ты родился шестого мая. Твой папа Фёдор, а твоя мама Галина. Не перепутаешь?
Об этом можно было не спрашивать. Такие вещи всякий маленький стожар запоминает мгновенно. Папа Фёдор, мама Галина, он Николай. День рождения 6 мая. Если кто-то из незнакомых взрослых на тебя смотрит, надо делать глупое и радостное лицо, задавать кучу тупых вопросов, всё хватать без спросу и утомлять бегательностью. Взрослые от бегательности и непрерывных вопросов так устают, что у любой соседки в три минуты улетучится всё любопытство. Уже она будет от тебя спасаться, а не ты от неё.
– И конечно, как можно реже используй магию! Только зелёную, только самую нейтральную! Иначе нас смогут отследить… И магзели, и твари… Любая магия – как отпечатки пальцев. Она имеет свой уникальный след, – сказала мама.
Филат… ой, то есть уже Николай… знал и это.
– А сколько лет мне на самом деле? – спросил он вдруг. Они скрывались так давно, что порой он забывал правду.
– На самом деле тебе девять!
– А мой день рождения двенадцатого октября?
– Двенадцатого октября был день рождения по предыдущим документам… На самом деле ты родился первого марта.
– Ясно.
Мама улыбнулась и поцеловала Филата. Она была молодая и красивая. Солнечный свет падал в окно магтобуса и заливал её волосы.
– Запомни меня такой! – сказала она вдруг.
– Такой-сякой? – пошутил он, но шутка показалась ему неудачной, и он уткнулся лбом маме в плечо.
Из детства стожара
Полчаса спустя Настасья сидела на корточках, разглядывая доспехи. Изредка она касалась пальцами полос, выплавленных погасшими рунами.
– Он говорил, что оставит подарок! Он его и оставил. Эти доспехи стоят пятьсот магров рыжьём, если не больше. Но продавать мы их не станем… Раздобудем где-нибудь меч повнушительнее и поставим внизу у лестницы, – решила она.
– Когда ты догадалась, что в доспехах окажется пустота? – спросил Бермята.
– Первая догадка забрезжила, когда Гризельда струсила. Если она способна испугаться, то только чего-то нематериального. Вторая – когда увидела руны. Вот эта называется «якорь реальности». От неё исходил самый большой жар. Духу чудовищно сложно было удерживаться внутри доспехов. А вне доспехов он и вовсе существовать не мог. А когда сказал, что его зовут Ноумен, я утвердилась в своём предположении. Ноумен – это нечто умозрительное. То, что постигается лишь умом. Своим именем он как бы намекал, что его… гм… может и не оказаться.
– Ах ты столбняк холерный! Чихун энтеровирусный! Значит, действительно вестник из Теневых миров! – Бермята хорошенько встряхнул свой магстолет, в случайном порядке перемешивая в рукояти горошины с боевой магией, и спрятал его в карман.
– Вопрос в том, должны мы верить гостю или нет! – сказала Настасья.
Стожара за диваном уже не было. Он хмуро лежал на подоконнике и, поставив себе на грудь горшок с кактусом, развлекался тем, что на вдохе кактус приподнимается, а на выдохе – опускается. О чём он думал, Ева даже близко предположить не могла, но вид у него был колючий. Брови топорщились.
Внезапно он сел и уставился в окно.
– Похоже, что должны верить, – отозвался Филат.
– Почему?
– Потому что к нам уже летят. Может, те самые ищущие помощи… На вашем месте я бы открыл окно. Насколько я их знаю, возиться с разблокировкой они не станут – разнесут всё к ядерной бабке Невера Нахабы! Хорошенькие фотки будут у китайских туристов! «Я в пенсне Антона Чехова, а рядом мои новые друзья Аэлла, Аэллопа, Подарга, Окипета и Келайно! А то, что рядом кувыркается в воздухе, – это, простите, нога экскурсовода…»
– Аэлла, Аэллопа… – медленно начала Настасья. – Это же…
– …ГАРПИИ! Аэлла – «ветер», Аэллопа – «вихрь», Окипета – «быстрая», Келайно – «мрачная». Хотя отличия, на мой взгляд, неочевидны и касаются только того, кто как психует. Аэлла психует как ветер… Аэллопа психует как вихрь. Окипета психует быстро, ну а Келайно просто вечно психованная… Улавливаете нюанс? Я, честно говоря, смутно.
– Откуда ты знаешь, что они летят именно к нам?
– Хотелось бы сослаться на стожарскую интуицию. Но увы… Просто умею наблюдать. Аэллопа уже минут пять на крыше сидит, поджидает остальных… Видно, раньше прилетела. Не просто же так она «вихрь»!
На крыше соседнего флигеля, спиной привалившись к трубе, сидела светловолосая женщина в кожаной куртке. Ноги до колена человеческие, ниже колена покрыты жёсткими перьями и завершаются когтями. К тыльной стороне руки примыкало сложенное крыло, начинающееся от запястий и идущее дальше вдоль трицепса до лопаток.
– Только не надо говорить, что ноги у неё как у болотницы! – сказала Ева.
– Правда не надо, если хочешь ещё пожить! – предупредил стожар. – У болотницы ноги куриные, а у гарпии орлиные. Разница примерно такая же, как между твоими ногами и ногами шимпанзе. Сходство есть, но комплимент сомнителен.
Аэллопа вскинула голову и уставилась на небо, в котором появились ещё четыре силуэта полуженщин-полуптиц. Не дожидаясь, пока они приблизятся, гарпия издала гортанный крик и взлетела, распахнув крылья, оказавшиеся огромными и по форме красивыми. Вот только перья были чёрные, неровные и местами словно обкусанные.
