– Может, лучше кормить Груню добротой? – предложила Ева робко. – А то одни знания без доброты – это ой-ой-ой!
– Добротой? – задумался стожар. – Это можно! Да где ж её взять? Наша учительница младших классов говорила: «У меня все детки или добрые, или сидят на уроках вместе с родителями!»
– Ты учился в обычной школе? Как я? – не поверила Ева.
– Иногда и в обычной. Я же говорил: приходилось скрываться. Мы с мамой приезжали в какой-нибудь город, подбирали себе другие имена и жили до тех пор, пока стожарское чутьё не подсказывало, что пора отсюда убираться. Есть такие сканеры – они ищут магов по характеру их магии, которая у каждого уникальна. Иногда, если ты изо всех сил сдерживаешься и не применяешь магию, они делают это медленно, но в результате всё равно находят.
Стожар постучал по стеклу и приложил к ней ладонь. Ощутив тепло его ладони, человечек из протоплазмы переполз в эту часть банки. Он прижимался к ладони стожара боком, щекой и всем телом. Их разделяло лишь стекло.
– Он тебя видит! – поражённо сказала Ева.
– Нет. Он даже не уверен, что я существую, – сказал стожар. – У него зрения пока нет! Но он чувствует моё тепло! И то, что я о нём забочусь! Звук открываемой банки – значит, сейчас будет еда. Ладонь на стекле – значит, папа здесь!.. Через какое-то время я собираюсь открыть банку. Выпущу его к себе на ладонь. Или на грудь. Там тепла больше.
– Он тебя сожрёт! – воскликнула Ева. – Или, думаешь, стожарская магия тебя защитит?
– Это вряд ли. Но я всё же рискну, когда он ко мне привыкнет. У него два настроения – желудочное и душевное. В желудочном он только глотает и переваривает. А в душевном… Вот сейчас он в душевном! Видишь, греется теплом моей ладони, блаженствует, а страница книги у него недоеденная лежит! Представляешь: не-до-е-ден-ная! Жуткий непорядок для протоплазмия – оставлять что-либо недоеденным!
Внезапно Груня отвалился от стекла и, приняв форму улитки, деловито пополз к скомканным бумажкам.
– Всё! Душевное настроение закончилось! Теперь опять желудочное! Кратковременные они какие-то! Прямо как мы! Жевать мы можем двадцать часов в сутки, а наслаждаться, допустим, музыкой – от силы минут двадцать! Это статистика, что больше сорока минут в консерватории выдерживает только дирижёр.
– Ты псих, – сказала Ева убеждённо. Она подумала, что стожар обидится, но Филат едва не замурлыкал от счастья.
– Псих – это полный совершенный идеальный храбрец?.. Хорошо, я согласен! Знаешь, а давай я лучше буду псик – полный совершенный идеальный красавец!.. Или пупсик – Прекраснейший умнейший полностью идеальный красавец! – разрешил стожар.
Ева открыла окно и высунулась наружу. Две экскурсии сменяли одна другую. Одна была экскурсия школьников – ещё и в музее не побывавшая, но уже вялая и от всего на свете уставшая. Другая же – экскурсия библиотекарей, круглых и бодрых как шарики.
– Девочки! Ещё семь музеев и пять выставок – и мы сможем выпить чашечку кофе! – громко обещала им самая круглая, самая бодрая библиотекарша, и все девочки согласно кивали.
Школьники некоторое время фотографировались вместе с лешаком Лёшей, которого считали чем-то вроде аниматора, а потом стали просачиваться в двери музея. Возле лешака остался только один мальчик – сердитый и всклокоченный, протестного вида.
– Всё достало! Нет чудес! Нет в жизни счастья! – сказал он лешаку Лёше.
Лешак Лёша скрипнул и утешающе погладил его по волосам. В волосах у мальчика сразу выросла зелёная веточка. Это минимум означало, что внутри черепушки у школьника сплошная древесина.
Ева захлопнула окно, достала свою тетрадь для великих целей и стала перелистывать её, соображая, какое великое дело можно выполнить сейчас.
Собаку она уже покусала. Оказалось невкусно и противно. И самое досадное, что собака отнеслась к этому как к чему-то само собой разумеющемуся. Даже не попыталась удивиться! Только перевернулась на спину и задрала лапы! Потом вскочила, отряхнулась и побежала дальше.
Приклеивать жёлтые листья назад на дерево? Это уже интереснее, но неизвестно, как отнесётся к этому лешак.
Ботинки сшить себе сейчас нереально. Нет ни кожи, ни толстого шила.
Ага! Вот! «Лечь на пол и шесть минут созерцать пылинку».
Ева легла на пол и несколько минут созерцала пылинку. Это было почти стожарское упражнение. Пылинка – часть Вселенной. Значит, созерцая её, можно узнать о Вселенной много нового. Однако у Евы явно как-то не так была устроена голова. Под конец они с пылинкой так надоели друг другу, что дело № 97 она зачеркнула с величайшей радостью.
– Ты интересную мысль тогда высказала! – внезапно произнёс Филат. – Ты сказала, что если бы была Фазанолем, то спрятала бы душу Албыча между высоким и низменным! Это было бы гениально – и главное, совершенно в духе Фазаноля! Душу остановить нельзя. Для неё не существует пространства. Она искала бы своего глиняного Албыча – и конечно, нашла бы его даже на другой планете. Уничтожить душу нельзя. Скатать её в рулончик сложновато. Единственный шанс справиться с душой – это чтобы она намокла и застряла. Знаешь, раньше были восточные шали, которые легко протаскивались сквозь кольцо. Как остановить шаль и не позволить ей протиснуться? Намочить и заморозить!
– Как заморозить?
– Где-то в своих страстях. Фазаноль – он весь как Теневые миры. Во сне мы делаем странные вещи. Страсти в нас раздуваются, а воля ослабевает. Не то ли делает с нами и Фазаноль? Утром вспоминаешь свой сон – и удивляешься: неужели я всё это творил? Это только кажется, что человек мягкий. Человек на самом деле очень жёсткая конструкция. Он твёрже любого небесного тела. Твёрже планеты. Слова на него не действуют вообще. Лишь изредка. Только те, которые он хочет, желает или готов услышать. Тут он моментально идёт навстречу своему хотению… Вот Фазаноль – он весь в этих полутонах… Понять бы теперь, что для души Албыча является таким вот магнитом!
За окном зашумели крылья. Школьник, жаждущий чудес, задрал голову, страшно заорал и метнулся в музей.
– Как-то быстро он чудесами насытился! А так жаждал! – сказала Ева.
Первой в окно комнаты Михаила Чехова, поправляя очочки, влетела гарпия Аэлла.
– Ох ты гой еси, Ева королевична! – зачастила она. – Ай ты гой еси, стожар Филат! Уж я, сирота безответная, крылышки себе изорвала, пёрышки поистрепала! Не выбирала я прямоезжих дороженек по пути из Выхино из окаянного! Уж застроили Магскву да поизгадили! Не осталось здесь прямых тропинушек! Пролетала я сквозь здания арендные, терема да чрез высокие! Проламывала я двери офисные, сносила я стены картонные! Сокрушала мониторы мерцающие! Обрушивала кулеры водоносные, освобождала узниц офисных!.. Помогала мне сестрица Келайнушка, вдовушка сирая! Ух боятся её начальнички рыхлопузые! Дрожью дрожат и в сейфах затворяются!
– Ай-ай-ай! Вижу, вы неплохо провели время! Жаль, меня с вами не было! Я люблю такой эпос! – воскликнул Филат, колобком подкатываясь к гарпии.
