Выйдя на улицу, я с сомнением посмотрела на хмурое небо и на двор, в котором собирались мамашки с детьми. И что ж уж греха таить, и на стоянку неподалёку. Моя машина стояла нетронутая и одинокая.
— Пойдём же! Ты что? — Алиса тянула меня за руку, недоумённо хмуря лобик.
— Иду. Задумалась, — ответила я, как взрослой. Хорошо, что не надо объяснять, о чём и выдумывать, изворачиваться, лгать самой себе.
Раз Максим не позвонил, то так тому и быть. Случайные люди постоянно сталкиваются в метро, извиняются или проходят мимо, но через мгновение все лица растворяются в толпе. Подумаешь, так и не узнала, попробовал ли он вишнёвое пиво!
— А что за сюрприз, мама? — Алиса не унималась и всё прикидывала, что такого я ей приготовила. — Игрушка? Я хочу ту летающую фею!
— Посмотрим, — приговаривала я, крепко держа руку дочурки на выходе из вагона метро. На станции бросила взгляд на часы и поняла, что опаздываем. Ничего, подождёт.
— Ты раньше всегда приходила вовремя, — с улыбкой артиста протянул Вадим, вручая мне букет из пяти белых роз. Длинных, эквадорских, как я любила когда-то. Но не теперь.
— Подари их жене. Это не свидание, — пожала я плечами, пряча Алису за спину.
Она и сама испугалась высокого дяди, похожего лицом и манерой на Николая Баскова. Такого же демонстративного и фальшивого, позволяющего себя любить, но не дальше известных границ.
Вадим смерил меня долгим взглядом, демонстративно вскинул брови и круто повернувшись, вручил букет проходящей мимо молодой пенсионерки.
— Возьмите, пожалуйста! Моей жене они не понравились, может, вам угодят, — произнёс он с задумчивым, немного отрешённым видом.
Широкие жесты, жизнь напоказ — в этом весь Вадим, который лишь мельком взглянул на Алису, а больше переживал, выглядит ли он в глазах окружающих достаточно хорошим.
Мне захотелось развернуться и уйти, но Алиса смотрела умоляюще в сторону входа, и я не могла жертвовать настроением дочери. Ни ради кого, даже своих обид!
Мы шли рядом, наверное, со стороны выглядя, как заботливые родители. Алиса семенила, держа меня за ручку, и помалкивала. Я понимала, что ей неловко и неудобно с этим чужим дядей, подарившим набор детских сладостей в праздничной упаковке. Понимала и сочувствовала, злилась на себя за то, что испортила дочери поход в парк.
— Пойдёмте в KFC, — бодро предложила я, подмигивая Алисе.
Это был наш ритуал. Картошка фри, куриные крылья, Пепси в стакане-наливайке, из которого можно пить, а он не закончится. Как в древнерусских сказках, которые я часто читала Лисе-Алисе на ночь, пока она не закрывала глаза, чтобы увидеть сны о справедливом медведе или находчивом зайке.
— И часто ты кормишь ребёнка этой гадостью?
Разговор у нас, явно, не клеился. Наверное, Вадим представлял себе нашу встречу иначе. Я онемею от восторга и поблагодарю за цветы, скромно потупившись и зарывшись по уши в розы, только чтобы скрыть нахлынувшие чувства.
И Алису, наверное, представлял себе иной. Голубоглазой Мальвиной с огромным синим бантом в золотистых волосах, а не темноволосой и курносой застенчивой девочкой, не кидающейся декламировать выученные стихи впервые встреченному дяде.
— Она точно моя? — шепнул Вадим, когда Алиса отвернулась, играя с доставшейся ей игрушкой, а потом и вовсе с моего разрешения направилась в игровую зону.
— Не хочешь — не верь, — я пожала плечами. — Доказывать не стану. Сам проверяй.
— Не сомневайся, — процедил бывший, раздражавший меня всё сильнее. — А ты совсем не изменилась…
Теперь тон его голоса снова приобрёл бархатистость, а на щеках заиграли ямочки, которые много лет назад я исступлённо покрывала поцелуями.
— Ты изменился, — парировала я, хмуро смотря на попытки Вадима меня очаровать. Нет, не прокатывало. В одну реку нельзя войти дважды, потому что во второй раз вода будет иной. Не прохладной, а ледяной. — И я тоже. Но это неважно. Мы здесь не ради нас.
— Конечно, — согласился Вадим, попытавшись дотронуться до моей руки. Перехватить её на полпути к картошке фри.
— Алиса, нам пора. Десять минут и всё, — махнула я дочери, и Вадим машинально отодвинулся. Он терпеть не мог привлекать к себе внимания, когда сам тщательно не планировал свою роль в сцене.
А я была довольна и собственной злостью, и циничной ухмылкой, которой я встречала робкие попытки одарить меня комплиментом. Конечно, в груди по привычке щемило что-то по детски трогательное, наверное, ностальгия по прошлому, которого нельзя вернуть. Или повторить.
Вадим же не оставлял попыток сблизиться и делал это порой неуклюже, как нашкодивший кот, съевший больше сметаны, чем ему было положено в миску.
— Прости меня! Без тебя всё потеряло смысл, — неожиданно произнёс Вадим и взглянул как прежде, с поволокой.
***
— А у меня без тебя наоборот. Прости за прямоту! — выпалила я, криво усмехнувшись, и тут же добавила: — С рождением Алисы всё стало иначе. Я это имела в виду.
— И я тебе больше не нужен, — печальная улыбка очень шла Вадиму, а мне хотелось вылить остывший кофе ему в лицо и закричать: «Да я тебе никогда была не нужна по-настоящему!» — Не думай, что пришёл навязываться или стараться воскресить наши чувства. Понимаю, это невозможно.
И он, опустив голову, посмотрел на свои сцепленные в замок руки, лежащие на столе. Будто только сейчас бывший начал выползать из своей раковины, сбрасывать, как вторую кожу, амплуа довольного жизнью и собой человека, а на самом деле только украдкой он мог быть таким, каким я привыкла его видеть. Болезненно-ранимым, тысячи раз сомневающимся, но упрямо гнущим свою линию.
Мне захотелось, как в былые времена, протянуть руку через стол и дотронуться до запястья, сказать, что жизнь продолжается, и, возможно, всё случившееся пошло нам на пользу, но вовремя опомнилась. Мы здесь не ради нас — эту мантру надо повторять про себя каждые пять минут, чтобы не дать воспоминаниям затопить душу идеализированными картинками прошлого. Я уже не помнила о ссорах, пакостях, горьких словах, брошенных мне в лицо, эгоизме мужчины, сидящего напротив, память услужливо сохранила лишь то хорошее, что было между нами. И ведь это было, оно казалось настоящим!
— Почему ты вспомнил о дочери? — спросила я, заставив вернуться к нынешнему дню, где я и он сидели в бургерной и пытались возобновить прерванный четыре года назад диалог. — В историю с операцией я не верю.
— Ты всё такая же жестокая, — бросил он мне упрёк, на который не имел морального права. — Я никогда не забывал о ней.
— Прекрасно, — съехидничала я и посмотрела на остатки кофе в своём бумажном стакане. Слишком мало, их не хватит на хороший плевок в лицо. Жаль! Если бы не присутствие Алисы… — Тогда почему не появился, когда я наскребала на первый взнос по ипотеке? Почему не помогал, когда она болела? И не надо говорить, что я не обращалась! Ты не догадывался, что маленькие дети хотят есть, читать книжки, кататься на каруселях, в конце концов?!
