А если Лиса уже у него? За тонированными стёклами не видно, сидит ли кто в машине. Пока я буду ходить и выяснять, Вадим уедет, и трубку не возьмёт. Конечно, он не станет долго скрывать Лису, потому что по документам ей не отец, но кто знает, на что они с Катериной способны!
Я почувствовала, как пальцы, сжимавшие ручку сумки, свело судорогой, а на лбу и спине выступил ледяной пот. Остановившись, не могла ни вздохнуть, ни моргнуть, будто парализованная, а уже через считанные секунды ринулась к бывшему.
— Что ты здесь делаешь? — задыхаясь от волнения, выпалила я, проигнорировав приветствие. Вадим, будто почувствовав мой приближение, оглянулся, остановив на лице долгий взгляд.
— Жду тебя, разве не очевидно? — Он бросил недокуренную сигарету и раздавил окурок носком дорогой отполированной туфли. — Поговорить надо.
— О чём? — искренне удивилась я, пытаясь через его плечо заглянуть в салон машины, но ни черта не увидела. Что за дурацкая мода тонировать стёкла до состояния безлунной полночи?! — Зачем ты пришёл сюда?
— Потому что знал, где тебя искать, — ответил он, и губы мужчины изогнулись в презрительной усмешке. Будто он застал меня на пороге наркоманского притона, а не детского сада!
И как я столько лет могла не замечать гнили, проевшей нутро этого красивого с фасада человека! Мужчины, которого я долгие годы любила так, что по первому его звонку была готова босой и простоволосой бежать на край света! А когда нужда во мне отпадёт, безропотно скрыться в тени его официальной семьи, не требуя ни подарков, ни признания своего существования. Ни требуя ничего!
Наверное, надо было. Тогда бы ценили больше!
— Я не держу на тебя зла, Вита, — говорил он с кривой улыбкой, время от времени отводя взгляд в сторону. — Понимаю, ты поступила так от злости. Мы слишком долго были вдали друг от друга, отвыкли. Я думал, что не смогу принять тебя с ребёнком, но ошибся. Могу. И хочу принять обратно.
Мне казалось, что я ослышалась или неверно его не поняла. Какого чёрта?!
— Забери…ребёнка и поедем куда-нибудь вместе. Я, конечно. Угощаю, не беспокойся.
Он ещё не успел договорить, как я громко рассмеялась. Родители, спешившие за детьми, неприязненно или с любопытством косились на нас. Мол, нашли место ворковать или выяснять отношения.
Но я не могла остановиться. Вероятно, перенервничала, и, поняв, что Лиса вне опасности и вне зоны доступа этого человека, испытала облегчение приговорённого к смерти, услышавшего о помиловании. И не устав удивляться самонадеянности Вадима, считавшего, что за эти годы не утратил надо мной власти.
— О деньгах я не беспокоюсь. И в угощении твоём не нуждаюсь. Как и Лиса. Знаешь, Вадим, — я подошла ближе, заглянув ему в глаза, и дотронулась до пуговицы белоснежной рубашки: — Я хочу, чтобы вы с Катериной, дражайшей супругой, исчезли из нашей жизни навсегда. Алиментов мне не надо. Я видеть ваши сытые самоуверенные рожи не могу. Спала с тобой, стиснув зубы. Но выражение лица твоей Катеньки, когда она узнала об этом, того стоило.
И не дожидаясь ответа, я повернулась и пошла к воротам садика, достав из сумки дрожащими руками домофонный ключ.
— Я тебе позвоню, — кричал Вадим вслед. — Не надейся, что на этом всё.
Не оборачиваясь, я помахала рукой, и нырнула на огороженную территорию. Только когда обогнула здание, увидев участок группы, в которую ходила Алиса, ощутила себя в безопасности.
Не то чтобы Вадим мог применить силу, мы с дочкой ему нафиг не сдались, чтобы рисковать производимым на окружающих впечатлением! Но что он, в самом деле, хочет? Зачем заявился и спрашивал о разговоре?
Эти вопросы, я очень бы этого хотела, останутся без ответа. Макса я решила в это не посвящать. Будем надеяться, что Вадим всё понял и отстанет.
— Мама! — радостно закричала Лиса, увидев меня, и, наскоро отпросившись, побежала навстречу, сжимая в руке розового пони. Стоило обнять и поцеловать дочку, как я ощутила, что справлюсь со всем. И никакие Любимины больше не станут у меня на пути. А станут — горько пожалеют!
— Я люблю тебя, — прошептала я на ухо Лисе, и она лишь крепче прижалась ко мне.
***
После небольших сомнений я решила не рассказывать Максу о встрече с Вадимом. Он начнёт выяснять, что бывшему ещё понадобилось от меня, и драки не избежать. Я уже далеко не в том юном возрасте, когда подобные турниры повышают самооценку прекрасной леди!
Встреча Макса и Вадима закончится обращением последнего в полицию, и мы никогда не отвяжемся от Любиминых. У Макса и так проблемы с фирмой, так что я решила их не усугублять и не подначивать любимого на выяснение отношений с моим бывшим.
Мы все четверо завязались в один клубок, и теперь оставалось только его разрубить! То есть разойтись в разные стороны.
Лиса спрашивала о Вадиме, о том, придёт ли тот, кто дарил ей подарки, ещё раз, но я пыталась донести до дочери, что дядя Вадим уехал в длительную командировку и вернётся нескоро. Лиса вздыхала, но уже через пять минут забывала об отце. К счастью, Вадим не успел влезть к ней в душу и стать по-настоящему важным человеком.
О встрече с бывшим возле детского сада я рассказала только маме, и та посоветовала «гнать его в шею».
— И даже не думай и не трать слов! — подытожила она и переключилась на расспросы Алисы о том, как прошёл её день в садике.
Смотря с каким трепетом и вниманием мама выслушивает внучку, я только удивлялась: в своё время со мной она так не церемонилась. Говорят, люди меняются, хотя я в это не верила. Просто «не по хорошему мил, а по милу хорош», вот и весь сказ. А за Лису я была рада.
Через два дня началась стажировка, и я снова окунулась в офисные будни, да ещё с большим рвением, желая доказать начальству, что через три недели меня можно смело оформлять в штат. Свой принцип «уходи с работы вовремя» я не поменяла, но безработному не приходится раскидываться шансами. Тем более, такими крупными.
Для себя решила, что при удачном раскладе поработаю в этом месте полгода-год, а потом, если начальство будет заставлять отсиживать часы в офисе, регулярно перерабатывая, поищу что-то другое.
Макс поддерживал меня почти в любом решении, повторяя, что вместе мы справимся с любыми неприятностями. От этого «вместе» становилось теплее на душе и щипало в носу.
Я впервые чувствовала, что нет необходимости быть сильной и независимой, но по привычке продолжала «держать марку». А в груди гнездился страх, что всё это скоро закончится, и не останется ничего, кроме разбитого корыта. Или сердца.
Впрочем, я гнала от себя дурные мысли, боясь, что они мистическим образом воплотятся в реальность. Сейчас, когда моё положение было шатким во всех смыслах, я опасалась всего. Даже того, над чем ещё вчера просто посмеялась бы.
А тем временем в моей жизни, похоже, наступала светлая полоса. Работа, если повезёт, а судя по первым результатам, должно было подфартить, скоро будет, любимый и дочка рядом, со здоровьем всё наладилось.
