Зигрид бежала по переходам подлодки и не испытывала никаких угрызений совести, не чувствовала себя предательницей.
Засаду устроили в центральном коридоре, стали прислушиваться к шагам часового. Когда тот приблизился, набросились на тощего рыжеволосого парня, руки которого сжимали ружье. Увидев, что на него несется странная толпа, он широко раскрыл глаза.
— Зигрид! — заикаясь, произнес часовой. — Зигрид, что ты творишь? Это же я, Гюс!
Юноша не успел больше ничего сказать — Кобан зажал ему рот влажной рукой. Зигрид посмотрела на осевшего, словно мешок, землянина. Гюс? Кто такой Гюс? Она не знала никого с таким именем.
Пленника дотащили до эвакуационного отсека. В последнюю секунду, когда его ноги уже стали превращаться в великолепный рыбий хвост, он пришел в себя. И снова закричал «Зигрид! Зигрид!». Но никто не ответил ему. Кто такая Зигрид?
Глава 26
Галлюциногенный синдром большого давления
Зигрид наконец выплыла из завладевшего ее разумом призрачного прошлого, как просыпаются после кошмара — с бешено колотящимся сердцем, с пересохшим ртом. Внезапно перекошенное от страха лицо Гюса затмило ненастоящие воспоминания, внедренные в нее Кобаном. Перед нею встала картина: расширившиеся от страха глаза Гюса, его губы, твердящие ее имя, наивные просьбы о помощи, которые он издавал в момент, когда стал превращаться в рыбу… Он кричал «Зигрид!». Да, имя подруги было последним его человеческим словом. А затем — чешуя, плавники, безвольно открывающийся рыбий рот.
Девушка вгляделась в голубую полутьму заброшенной зоны. Алмоанцы спали, лежа на полу. Не находясь больше в контакте с кожей Кобана, Зигрид перестала впитывать в себя мысли, которые тот подсказывал ей, передача информации прервалась. Постепенно сознание освободилось от галлюциногенной мешанины, парализовавшей ее последнее время.
Гюс… Образ Гюса пробил дорогу в тумане миражей, вернув к реальности.
Зигрид на цыпочках стала удаляться, перешагивая через спящих. Она должна была воспользоваться тем, что снова стала собой, и сбежать.
Девушка сжимала челюсти, чтобы зубы не стучали. Лицо Гюса преследовало ее — рыжий приятель смотрел ей в глаза, растерявшись от ее внезапного появления и потому даже не думая защищаться. Он, должно быть, опешил от того, что увидел свою давнюю подругу в толпе каких-то дикарей голубоватого цвета, выскочивших из темноты, как вампиры…
Зигрид перешла на бег и помчалась, задевая за балки, стукаясь плечами о кривые стены разрушенных коридоров.
Когда она выскочила из бокового туннеля, ее ослепил свет основного коридора. Теперь оставалось поскорее добраться до каюты.
По пути никто ей не встретился. Часовые разбежались, моряки попрятались по своим каморкам. А офицеры забаррикадировались в капитанской рубке. Доступ к их зоне был герметично задраен и закрыт на ключ, согласно правилам поведения в случае тревоги, с целью защитить мозговой центр «Блюдипа». Лежа неподвижно на тинистом дне, гигантская субмарина походила на огромный замок с привидениями, упавший в глубины океана. Паника взяла верх над железной дисциплиной, которая за десять лет рутины казалась непоколебимой. Поскольку люди не могли сбежать с подводной лодки, они прятались в своих норах, держа под рукой смешное оружие — молоток или гаечный ключ.
Наконец Зигрид достигла «дома» и закрылась в каюте. Долго мыла водой лицо, в приступе ярости терла кожу, чтобы избавиться от последних отравлявших ее галлюциногенных выделений. Как только воспоминания о Кобане проникали в ее сознание, она концентрировала свое внимание на лице Гюса, и мираж отступал.
Немного успокоившись, девушка стала переодеваться. Ей очень хотелось с кем-нибудь поговорить, чтобы кто-то, относящийся к ней по-дружески, выслушал ее откровения, ее исповедь. Хотелось рассказать о своих приключениях. Она подумала о Давиде Аллоране, который хорошо знал и ее, и Гюса. Давид был пока только прапорщиком и не мог успеть стать таким, как старшие офицеры. И потом, раньше они столько времени проводили вместе…
Зигрид вышла в коридор и медленно двинулась вперед. Эхо ее шагов гулко отзывалось под металлическими сводами. Казалось, что «Блюдип» опустел, как корабль, потерпевший кораблекрушение. Девушке даже захотелось крикнуть: «Здесь есть кто-нибудь?» — настолько сильным было ощущение, что на подлодке, кроме нее, никого нет. Она шла потихоньку и представляла себе спрятавшихся за дверями своих каморок скрюченных от страха матросов.
На входе в каюту Давида висела служебная записка. В ней сообщалось, что обитатель данного помещения попросил разрешения «сойти на землю» и, значит, в данный момент находился в зоне отдыха, где его можно было разыскать у «приемной матери». Но лишь в случае крайней необходимости.
Зигрид двинулась в обратную сторону. Прошла через спортивный зал, кафетерий, футбольное поле. Там не было ни души.
Подойдя к декорациям порта, она открыла дверь и вошла на территорию. Запись звуков, так же как и распылитель запахов, была выключена: казалось, жизнь покинула и этот ненастоящий город. Девушка замерла в нерешительности. И внезапно увидела, как заметна подделка. Мостовые, фасады домов, витрины потеряли правдоподобие. Серое небо было лишь окрашенным холстом. Все казалось непрочным, даже мостовая. Зигрид сделала пару шагов. В кафе никто не сидел — постоянные участники массовки, изображавшие игроков в карты, тоже сбежали. Фальшивые торговцы хот-догами последовали за ними. Зигрид подумала: остался ли здесь хоть кто-нибудь? Неуверенным голосом она позвала:
— Давид! Ты тут? Это я, Зигрид. Давид!
Через минуту на четвертом этаже открылось окно, и из него выглянул молодой человек — в футболке, с всклокоченными волосами.
— Ты с ума сошла? Зачем так кричишь? — бросил он ей. — Ты меня разбудила.
Поскольку Зигрид продолжала стоять посреди улицы и не двигалась, парень велел ей подняться.
Давид вышел к ней на лестничную клетку в шортах, босиком, с недовольным видом. Аллоран выглядел немного старше, чем раньше. Наверное, ему перестали давать таблетки от взросления, о которых так часто говорил Гюс.
Войдя в маленькую квартирку, Зигрид с удивлением отметила, что без искусственно создаваемых домашних запахов жилище потеряло атмосферу уютного гнездышка.
— А где твоя «мама»? — спросила она.
— Ушла в магазин, — проворчал Давид. — Собирается печь мой любимый пирог.
Зигрид села.
— А ты что здесь делаешь? — спросил юноша. — Уже целую неделю сюда никто не приходит. Все боятся. Просто супер! У меня теперь есть выбор, могу менять «маму» каждый день. Они все так обо мне заботятся! Как только речь идет об офицерах, «матери» очень стараются, чтобы им поставили больше баллов. Я наплел, что вроде как пришел с инспекцией. Поверили, глупышки. И теперь я у них на особом положении.
— Я убила Гюса, — выдохнула Зигрид, разглядывая пол. — Ну, вообще-то, нет… Я сделала его бессмертным, но это одно и то же.
