Целовал же? Бывшую? Или не бывшую?
- Тома, - примиряюще начинает Тим, и меня уже буквально трясёт от его спокойного тона.
Это нормально? Для него это нормально?
Я не знаю, что для него нормально. Вот и вся правда.
Дверь за моей спиной снова открывается. Кто-то пытается протиснуться мимо меня, но короткий окрик Тимура «выйди», этого кого-то останавливает.
Взгляд перескакивает с Тима на стойку. Я вижу два бокала и несколько бутылок, сироп и что-то ещё. Он реально готовил или собирался готовить нам коктейль.
Внезапно понимаю, что мы с ним остались одни. Девица куда-то испарилась. Может, его «выйди» всех касалось?
Логинов снова мне улыбается, а меня бесит… ужасно бесит эта его манера делать вид, что ничего особенного не произошло.
В подсознание закрадывается мысль: а что если он спит ещё с кем-то параллельно помимо меня?
Вот с этой… с бывшей или как там её?
- Тома, всё нормально, - говорит он так уверенно, что я понимаю, может это у него всё нормально, а у меня нет.
Ни черта не нормально.
- Кто это? Как её имя? – наконец, голос возвращается.
- Никто.
- Как её зовут?
- Какая разница, как её зовут?
- Это Инна? - вылетает у меня, и Тимур моментально меняется в лице.
От его спокойствия не остаётся и следа. На лице бездна подозрения, которое мне не понятно. И боли. Которая вполне узнаваема. А еще злость, незнамо как попавшая в этот ядерный коктейль.
Через мгновение мой локоть крепко сжимают пальцы Тима.
- Откуда ты знаешь это имя?
- Она - Инна? - упрямо повторяю, потому что он не ответил.
- Я спросил, бл… откуда ты знаешь это имя? – Тим меня встряхивает и довольно ощутимо, пальцы давят на кожу так, что её уже хочется потереть.
Кажется, отвечать мне не собираются, поэтому сдаюсь первой.
- Ты произнёс его во сне.
Вскидываю с вызовом подбородок, но этого и не требуется. Тим смотрит, словно сквозь меня. Хватка на локте ослабевает, и я снова свободна.
Черт, а он сильно меня сжал.
Наконец, потираю кожу, на которой, вполне вероятно, могут остаться следы от его пальцев.
Тимур отворачивается, намереваясь уйти через заднюю дверь прямо на улицу, а не в дом. Я зову, но он будто меня не слышит. Весь в себе. И плечи представляют собой каменную прямую линию.
Что за ерунда? Куда он?
Как последняя упрямица я повторяю:
- Она - это Инна?
- Нет, - перед тем, как уйти, бросает через плечо.
Что мне делать? Идти следом или оставаться?
На принятие решения всего пара секунд.
06
К звонкам отца уже давно отношусь, как к обязанности. К неприятной, но неизбежной. Раз в неделю мы разговариваем по видеосвязи, и каждый раз после нашего общения мне нужно время, чтобы собрать себя по блокам в привычное состояние.
Он лечит… лечит… бесконечно лечит… Внушает, требует, предостерегает.
А мне хочется лишь одного – кинуть ему: ты сам в этом виноват.
Да, виноват. Так всё и есть. Истина. Правда. Это благодаря отцу я здесь, благодаря ему в подвешенном состоянии. У него там давно своя жизнь: новая жена, новый сын. Даже два, если посчитать отпрыска мачехи от первого брака. Бог знает, сколько ещё нового, о чём я даже не подозреваю. Но основное остаётся основным: он двигается дальше, а я вынужден торчать в Лондоне и делать вид, что меня нет.
Хрен. Не выйдет.
- Тебе лучше пока не высовываться, - говорит отец.
Его лицо как всегда напоминает маску. Мы, наверное, похожи, но годы жизни и ведения грязного бизнеса отложили на него свой отпечаток. Он запаян в строгий костюм, я даже не помню, какой он домашний. Это раньше он был другим. Или мне так казалось? Может, мама делала его мягче?
- На сколько? – уточняю.
- Лучше на подольше.
Это значит практически навсегда, или пока он не ликвидирует всех, кто хочет ликвидировать его. Или дотянуться до него через меня. Каким-то боком в этом замешана и семья моей матери.
По мне так все его предосторожности – это ерунда. Кому надо, тот меня достанет. Буду я вести себя тихо, или громко. Одно точно, мне уже давно не четырнадцать лет, и меня так просто не заткнёшь. Если бы мог, открестился бы от всех контактов, связывающих меня с Логиновыми. Когда вернусь в Россию, уже не буду чувствовать себя там своим. Поэтому не вижу смысла возвращаться.
- Неделя, может, две, - говорю отцу, прикидывая, что как раз будет время разрулить вопросы по учёбе, не всё же на гулянках зависать, - реши проблему, пожалуйста.
Это «пожалуйста» произношу с такой долей иронии, что не заметить её просто невозможно.
- Не надо показывать характер, - философски замечает отец. – Мне меньше твоего нравится вся эта ситуация.
- Всей этой ситуации, как ты выражаешься, уже больше шести лет, - не сдерживаюсь и срываюсь.
- Я решу, я почти решил, - прищуривается он.
Решил – это значит, кого-то убрал? Решу – это значит, кого-то уберу? Кого-то, кто причастен к покушению на мою семью те самые долбанные шесть лет назад?
Мне остаётся просто покивать в ответ. Можно было ещё много чего наговорить сверху, чтобы сделать отцу неприятно. Я знаю его болевые точки, умею вывести из себя, но настроения нет. Даже не понимаю, кому больше погано после таких разговоров – мне или ему?
Мы ещё беседуем о всяких мелочах. Дежурные фразы, которые не несут смысла. И прощаемся. Это закономерно. Контакт утерян давно. Найти его, наверное, уже невозможно. Мы разные. Вернее, чужие.
До вечера отвлекаюсь мелкими ничего не значащими делами. Тома куда-то свинтила и мне до неё не дозвониться. Иногда она пропадает. Так неделю назад опрокинула меня на целый уикэнд. С пятницы по понедельник её не видел. Думал, с ума сойду. А потом взбесился сам на себя. И на неё. Так иррационально, если уж на чистоту. Всё сложнее без неё. Бесит. Бесит, что под кожу забралась. Бесит, что не знаю, где она и что с ней. Бесит, когда ускользает от меня. И бесит, что не понимаю, почему.
Вечером еду к ней. Тома в квартире одна. Её подружка Соня, с которой они снимают эту хату, куда-то ушла. И как удачно. Заваливаю Томку на кровать и трахаю так, чтобы думать ни о ком, кроме меня, не смела.
В конце накрывает мысль, что она ведь и не думает. Так изображать страсть нереально. Где бы она ни пропадала те три дня, точно не у другого парня. Наплела мне про какие-то конспекты, важное тестирование, ещё какой-то фигнёй сверху придавила. Сделал вид, что поверил, но три дня… три грёбанных дня. Нет, я точно болен.
