- Ну, привет, Алёна.
12
При первом брошенном взгляде в зал меня ослепляет свет прожекторов, а людское море кажется неоднородной пёстрой массой. Но постепенно мир принимает привычные очертания, и возвращается способность видеть детали.
Это сборище не пойми кого, типа бизнес и аристократической элиты, мне совсем неинтересно, поэтому скольжу взглядом к столику, за которым оставил Тому.
Тома не смотрит в мою сторону. Стоит, развернувшись к какому-то перцу в светлом костюме. Что за типок к ней подвалил? Гашу в себе желание подойти и разобраться. Очень хочется послать все официальные расшаркивания на хрен, всучить чек организаторам и быстрее свинтить в зал.
Но вместо этого я улыбаюсь, киваю, даже говорю что-то.
И мой голос, а затем и взрыв аплодисментов заставляют Тому, наконец, повернуть голову в направлении сцены.
Выражение лица её не разобрать, слишком далеко, но зато видно, как мужик в белом трогает её за локоть, и как она резко отшатывается от него.
Что за нах?
Последняя минута длится целую вечность. Вниз я иду, хотя очень хочется бежать, и за сценой натыкаюсь на человека, которого совсем не ожидаю увидеть.
- Дядь Толь, привет, - жму руку отцовскому безопаснику. – Не предполагал, что встречу вас здесь.
Мужчина качает головой, мол, ну вышло, как вышло.
- Да я не высовываюсь, как видишь, в тени.
Дядя Толя – седой мужчина за пятьдесят, крепкий и надёжный, как скала, по молодости отпахавший в спецназе, всегда был в тени, насколько я помню. Невидимкой следовал за отцом, а потом и за мной до самого совершеннолетия. Только когда мне стукнуло восемнадцать, отец ослабил вожжи, и последние два с половиной года я не нуждаюсь в постоянной охране. За мной, конечно, кто-то приглядывает, но я уже забил и не парюсь по этому поводу. Понимаю, если дядь Толя появился, значит, опять какая-то фигня началась, требующая его присутствия в Лондоне. Короче, ничего хорошего.
- Отец прислал?
- Ну, знаешь, он переживает немного.
Хмыкаю. Переживает он! Громко сказано. Хоть раз бы сказал мне, что переживает, я б может, и поверил, а так о его переживаниях знаю лишь со слов других людей.
- Ладно, я пошёл, там…
- Девушка, - кивает всё замечающий дядя Толя.
Не удивлюсь, если у него на Тому уже целое досье имеется. Сам собрал или по указке отца, или с дальним прицелом заранее начал материалы рыть.
Выхожу в зал и размашистым шагом держу курс в направлении нашего столика. Тома опять повернулась к незнакомому мужику, они, вроде как, говорят, но она будто чувствует мой прожигающий взгляд. Потому что оборачивается, и на лице её происходит странная смена эмоций. Радость вперемешку с паникой.
- Привет, какие-то проблемы?
Стараюсь говорить ровным тоном, хотя очень хочется схватить мужика за пижонский галстук и встряхнуть, как следует, за то, что липнет к моей девушке. Да ещё так настойчиво.
Рука по-хозяйски ложится Томе на талию, и она всем телом прижимается к моему боку.
- Всё нормально, мы просто… поболтали, да? – отвечает мужик, но смотрит не на меня, а на Тому. – Кажется, мы уже встречались, да?
И это бесит меня ещё сильнее.
Мужик, кстати, не такой уж мужик. Ему под тридцать, и он русский. Высокий, светлые волосы, морда смазливая. Тоже спонсор какой-нибудь? Случайных гостей тут не бывает.
- Вы обознались, - внезапно подаёт голос Тома.
- Ну, наверное, так и есть, - кивает придурок в костюме, затем, наконец, смотрит на меня: внимательно, нет, даже пристально. – Прошу меня извинить, - хотя по голосу совсем и не скажешь, что он извиняется.
Прежде чем уйти, окидывает Тому внимательным взглядом и усмехается. Затем смотрит на меня и усмехается ещё сильнее. В этот момент мне очень хочется съездить по его морде, но скандал и лишнее внимание нам совсем ни к чему. Тут прессы до фига. Представляю, как быстро всё попало бы в сеть. Однако понимаю, если бы тип начал наглеть, огрёб бы без всяких условий. Так что из-за взглядов я психовать прилюдно не стану, хотя надеюсь, в моём ответном он прочитал, что к Томе подкатывать и вообще приближаться не стоит.
Тамара расслабляется, когда он, наконец, удаляется. Дрожащей рукой тянется к бокалу и отхлёбывает вина.
- Воу… полегче, - шучу я, чтобы снять напряжение.
Забираю бокал, который она опустошила одним глотком почти на половину, и ставлю обратно на столик. Понимаю, ситуация не из приятных.
- Прости, он был очень… навязчив.
- Ты его точно первый раз видишь? Может, сталкивались где?
- Точно, Тим… не сталкивались.
Она переводит дыхание и меняет тему, что-то лопочет о моём выступлении.
- Да, фигня, - коротко отмахиваюсь.
Мы выжидаем ещё полчаса, потому что уйти сразу было бы слишком невежливо. Это всё грёбанный этикет. А потом я беру Тому за руку и увожу, а она и рада сбежать. Впрочем, здесь от меня тоже никаких возражений. «Мишн», как говорится, «комплитэд».
* * *
Наклоняю голову к плечу, потому что чёртово октябрьское солнце светит прямо в глаза. Затягиваюсь сигаретой и решаю передвинуть стул в тень. Мы с Егором под навесом, на одной из террас в центре города, сидим и кофе попиваем, болтаем о всякой ерунде.
Занятия в универе у меня закончились, а у Томы какие-то дурацкие семинары и практика, так что она занята до вечера.
- Пойдём на тусу? – подаёт голос друг. – У Катарины вакханалия очередная.
- Посреди недели?
- Когда тебя смущали тусы посреди недели? Ах да… ты ж совсем остепенился из-за своей киски. Одомашнился.
- Хватит, - пинаю металлические ножки его стула, а самому смешно.
«Одомашнился», бля, ну верно. Это про меня. Если гулять, то только с Томой, одному уже и не интересно как-то.
- Привет, народ! – раздаётся где-то за спиной, и я медленно оборачиваюсь.
- Стас! – подрывается Егор, вскакивает, бросается жать руку и хлопать по плечу вновь подошедшего.
Мои брови удивлённо приподнимаются. Стас? Так я знаю этого Стаса. Тот самый типок, который к Томе на благотворительном вечере подкатывал.
- Как жизнь? – вопросительно тянет он и первым протягивает руку.
С секундным замешательством, но я пожимаю её, потому что пока не понимаю, стоит ли проявлять откровенную невежливость.
- Да… нормально. Вы знакомы? – указываю сигаретой на Егора, потом на чёртова Стаса.
- Ага, Мы троюродные или пятиюродные, хрен разберёшь какие братья, - кивает Егор. – Стас, правда, старше на восемь лет.
