В голове у мальчика мелькнуло воспоминание – тот день, когда они вернулись домой после летних каникул. Он восхитился обновлённым соседским домом, а мама странно поглядела в ответ и сказала: «Ну хватит, Купер». Он решил, что обидел её завистью к чужому благополучию. Но теперь всё стало предельно ясно: мать услышала в тех его словах злую иронию.
– О господи, – шепнул он.
– Завтра позвоню в администрацию, – продолжала мама, по-прежнему сжимая его руку. – Нельзя же до бесконечности закрывать глаза на проблему. Пусть хотя бы забьют там окна досками и подыщут девочке место получше.
Джесс посерела, а у Купера возникло тошнотворное чувство, что земля уходит из-под ног.
– Сынок, я думала, ты понимаешь, что незачем там болтаться. Даже если хочешь кому-то помочь, – она размотала полотенце и принялась разглядывать рану. – Кто бы знал, что растить детей – такое кровавое дело? Жалко, что тебе не нужно мерить сахар!
Купер и Джесс потрясённо молчали.
– Ну что вы за люди! – мама покачала головой. – Это была шутка!
Джесс кое-как выдавила из себя смешок. Купер боялся, что закричит, если откроет рот.
– Ну ладно, тут можно обойтись пластырем. Джесс, возьми там, в ящике.
Девочка послушно развернулась и пошла к шкафу. Двигалась она странно, будто деревянная. Вернувшись к брату, она поглядела на него умоляющими глазами. Но Куперу нечего было сказать. Его самого утешало только сознание, что Джесс понимает ничуть не больше.
По крайней мере, он проваливался в эту бездну не один.
Глава 14
Купер неподвижно сидел на краю кровати и смотрел, как кровь сочится из-под пластыря и капает ему на пижаму. Часы на прикроватной тумбочке показывали 9:30, но мальчик понятия не имел, сколько уже сидит вот так у себя в комнате.
Неопознанные жертвы катастроф с одинаковой эмблемой на одежде. Дом, который преображается на глазах. Девочка, которая всё это связывает. Он был сильно напуган, когда мчался назад через улицу, не понимая, как роскошный дом Елены может меняться до неузнаваемости в одну секунду. Но после разговора с мамой (когда обнаружилось, что она ни разу не видела этот дом чистым и красивым) мальчик был уже не просто напуган, а парализован ужасом.
Кто такая Елена, если, конечно, это её настоящее имя? Почему она вечно сидит во дворе на качелях и таращится на них с сестрой? Не будь Купер так подавлен, он бы даже посмеялся над тем, как они с Джесс переживали за Елену и думали, что надо предупредить её насчёт эмблемы. Эта тревога растаяла быстрей, чем голографический вентилятор под потолком нехорошего дома. Теперь мальчик гадал, не нужно ли предупредить весь мир насчёт Елены.
Почему же мама не видит обновлённый дом? Забор? Подстриженную траву? И почему они с сестрой всё это видят?
И тут к нему в комнату ворвалась Джесс. Пижамные штаны были неловко перекручены у неё на талии, а кофта и вовсе надета задом наперёд.
– Купер, – шёпотом спросила девочка, – что всё это значит?
Он помотал головой, отчего в глазах потемнело.
– Не знаю.
Сестра уже была перепугана, а ведь он пока не рассказывал про то, что видел в самом доме.
– Мама сейчас мерила мне сахар, и я спросила про Елену, – Джесс трясло, как в ознобе. – Она никого не видела у них во дворе, Куп! Она даже не поняла, о чём я. Сказала, что там и качелей никаких нет. Всё время спрашивала меня, что за игру мы придумали!
Купер молча прикрыл глаза и почувствовал, как бешено вращается мир. Три месяца Елена сидела на качелях и глядела к ним во двор. Купер с ней даже разговаривал. Её невозможно было не заметить!
Разве что…
Разве что она была так же невидима для их мамы, как жёлтый сайдинг и дымок из трубы.
Купер схватился здоровой рукой за спинку кровати.
– Джесс, какого цвета их дом?
– Жёлтый! – сразу же ответила сестра. – Раньше был коричневый, но Еленины родители его перекрасили.
– И привели всё в порядок, так ведь? Вставили окна, сделали крыльцо и дорожки? Отремонтировали дом, перестелили крышу. Да?
– Да!
– Джесс, – медленно начал Купер, – а ты когда-нибудь видела её родителей или ещё кого-то из семьи?
Девочка покачала головой.
Купер встал и прошёлся туда-сюда по комнате. Потом остановился и поглядел на потолок, будто на нём были написаны ответы. Надо было рассказать сестре про разруху в доме. Он жестом велел ей сесть на кровать.
– Есть ещё кое-что, – Купер описал каждую деталь, какую мог припомнить: пыль и грязь, провалившийся пол, мебель, которая то появлялась, то исчезала, холодный камин, изменчивые запахи. Он объяснил, как порезал палец вроде бы целым стеклом, по крайней мере целым на вид с одной стороны.
Джесс слушала, не перебивая, только бледнела с каждым словом. Закончив рассказ, Купер поднял с пола грязные мятые штаны и вытащил письмо из заднего кармана.
– Смотри, что я там нашёл, – он развернул сложенные листки и сел рядом с сестрой.
– Что это?
– Письмо. Оно было в мусорке, там, где висел Еленин пиджак. По-моему, это Елена написала матери.
– Ты что, его украл?
Тут уж Купер не выдержал и засмеялся.
– Джесс, я как-то не думал про частную собственность, когда попал в сумеречную зону!
Джесс молча покивала.
Немного подумав, Купер разложил страницы по порядку и прочёл письмо вслух:
Дорогая матушка!
Очень странно писать тебе, зная, что ты вряд ли прочтёшь эти строки, но мне приятно хотя бы притвориться, будто надежда есть. Я не могу больше жить наедине со своими мыслями, не имея возможности облегчить душу.
– Что это значит: «ты вряд ли прочтёшь эти строки»? – перебила Джесс.
– Может, мать её бросила? Или умерла?
– Если умерла, тогда точно не прочтёт. Без всяких «вряд ли».
– Слушай, дай мне дочитать!
– Ладно, – кивнула Джесс.
Ты всегда учила меня любви к слову и объясняла, как важно записывать и сохранять для истории каждое событие, помнишь? Однажды ты при мне задумалась вслух: «Если о чём-то все забыли, можно ли считать, что это действительно случилось? Или это был всего лишь сон?» Хороший вопрос…
Действительно ли всё это случилось? Не понимаю, как, почему и с какой целью, но ведь эти события произошли, да? Все? Мне надо, чтобы это было правдой. Важно чувствовать, что во всём этом есть цель и смысл.
Теперь уже понятно, что каждое задание оставляет на мне свою метку, подтачивает силы.
