– Какой такой?
– Простой, бедный. В их жизни ничего не происходит уже много лет. Каждый день одно и то же: ты разгружаешь груз, загружаешь новый, сортируешь, развозишь по складам, от этого уже тошнит. Ты хочешь бежать, но не знаешь как. Но даже если бы знал, то, наверное, не решился бы. И тут к берегу прибивает трупы, ты знаешь, что это те моряки с соседнего судна. Да, их обглодали рыбы, но их можно узнать. Но ты не хочешь их узнавать, тебе приятнее думать, что эти ребята решились на риск и погибли, значит, тебе рисковать точно не стоит. И мечта о побеге откладывается еще на год или на несколько лет.
Они подплывали к мысу, он оказался огромным. С берега это лишь малая загогулина на воде, но вблизи… Вблизи это огромные камни, которые уже выпирали из воды. Они настолько острые, что их не сточило и море. Течение усилилось, и лодку повело влево, посудину кренило на камни, волны били по борту, наполнили днище, врезались в лицо капли, тысячи мелких капель, Анна заныла и проснулась.
– Заляг на дно! – крикнул ей Нейтан.
– Но здесь мокро, – девочка собрала под себя ноги.
– Ляг на дно лодки, Анна, под сиденье.
Девочка забилась вниз.
Лодку вело из стороны в сторону, один борт зацепился за камень.
– Господи! – вскрикнула Нина.
Ей вдруг послышалось свое имя, будто кто-то издали звал ее. Она обернулась, но никого не увидела. Только волны и брызги, что били в лицо.
– Держи весла, я заведу мотор! – крикнул Нейтан.
Нина схватила весла и стала отталкивать лодку от скалы.
– Нина, Нина… – Опять этот голос, будто волны с ней говорили. – Нина…
Бред, это все бред, решила она и уперлась о камень веслом. Весло скользило о мокрые камни, трещало и выгибалось, волны то и дело выбивали его, приближая лодку к скале.
– Мамочка! – кричала Анна.
– Прижмись ко дну!
– Сейчас-сейчас, – заводил лодку Нейтан. – Раз, два, три, – дергал он шнур, мотор затарахтел и запустился.
Все вымокшие до нитки, они отплывали от мыса.
Нина вытащила дочь из-под сиденья, сумка с вещами тоже промокла.
– Давай выгребать воду, – сказала она, как-то играючи и дала дочери кружку. – Ну кто быстрее?
Они выгребали воду кружкой и суповыми тарелками. Через полчаса лодка была чиста.
Рубашка Нейтана осталась почти сухой, он снял ее и надел на ребенка.
– Ты как? – спросил он, глядя на Нину.
– Как у нас дела? – взволновалась она.
– Все отлично, – не отпускал он штурвала, – к утру уже будем на месте.
Море почти успокоилось, Нина обняла дочь и поцеловала в макушку. Мотор убаюкивающе тарахтел. Девочка смотрела в глубокое небо и уже закрывала глаза.
– Когда мы приедем, мамочка?
– Скоро, малыш, нужно только заснуть, – сказала Нина и протяжно зевнула.
Море покрылось солнечной рябью, когда Нина открыла глаза. Оно будто горело, и огонь этот доходил до самой кормы. Нейтан все также держал штурвал. Анна спала на ее коленях. Нина погладила волосы дочери, чуть касаясь, боясь разбудить.
Нейтан обернулся, спросил, как дела.
– Пить хочется, – сказала Нина.
Он открыл бутылку с водой и передал ей. Она промочила горло и отпила. Ее ослепило солнце, она протерла глаза.
– Смотри, – сказал Нейтан, указывая куда-то вдаль.
Нина никак не могла сфокусировать взгляд, море играло желтыми пятнами солнечных зайчиков на воде.
Вдалеке виднелась земля.
25 глава
В камере было сыро и холодно, пахло подвальной плесенью. Жесткие пружины старого матраса впивались в уставшее тело. Все оно было покрыто мелкими синими точками от сильного напора воды. Хлое казалось, она превратилась в один сплошной синяк. Ее помыли, будто животное, их всех так мыли, струи бьющей воды, как пули, впивались в кожу и мышцы. В лицо бросили небольшое полотенце, которого едва хватило протереться до плеч, посадили на металлический стул и начали рыться своими пальцами в ее спутанных волосах. Проверили голову, выдали форму, похожую на пижаму, и привели вот сюда. Рука ее до сих пор болела от грубой хватки тюремщицы.
Хлоя хотела заплакать, но не смогла. Казалось, ее высушили всю. Перевернулась на другой бок, лежать на нем было не так больно. В горле опять пересохло. Из коридора слышалось глухое лязганье засовов дверей. Тусклые умирающие лампы мерцали холодным светом, то вспыхивая, то погружая в темноту и стены, и стол, и дверь тюремной камеры.
Как я могла вляпаться в такое дерьмо?..
Она вспомнила Артура и день, когда проснулась у него. Он сидел напротив кровати и улыбался ей. Они тогда убежали от всех, спрятались в его огромном доме. Артур рассказывал о себе, о том, кто он и кем были его предки, она же не услышала и половины слов. Его голос и улыбка не давали что-либо услышать. Неужели она больше не увидит его?
Что же случилось? Что именно она не могла вспомнить? Этот лес, полицейские… Отчего она убегала тогда и в чем ее обвиняли сейчас?
Хлоя свернулась калачиком, положив руку под голову. Ей стало тяжело дышать. Какой-то дым наполнял помещение, отрывая ее от реальности, притупляя все чувства и запахи. Голова неподъемная, тело ватное. Ни рук, ни ног Хлоя уже не чувствовала. Она закрыла глаза и провалилась в сон. Ее куда-то несло в беспросветном невесомом пространстве. Она будто летела, а после падала в темноте, но не могла проснуться.
Как бы открыть глаза?..
Темнота уносила ее. Голоса, много чужих голосов. Она приоткрыла глаза. За дрожащими ресницами – только силуэты людей.
– Еще не время, – сказала одна из теней, – давление, пульс…
Темнота.
Хлоя открыла глаза.
В висках стучит пулеметная дробь, руки трясет, тело пробивает нервная дрожь. Хлоя дышит глубоко и часто, опершись на прохладные края умывальника. Всю ванную комнату покрыл влажный пар. Душ бил за полиэтиленовой шторкой. Хлоя включила кран и только сейчас поняла, что голая, на ощупь нашла полотенце и прикрылась им. На шее что-то щипало, она нащупала болевшее место, растерла рукой, как будто после… Точно! Хлоя стерла осевший на зеркало пар.
Вот сволочь!
Багрового цвета засос красовался рядом со следами от чьих-то пальцев. Она откашлялась. Трахея сдавленно заболела. Ее пытались душить… Следы от пальцев, следы от губ. Она прошлась ладонью по телу – грудь, живот, ничего не болело; спустила полотенце – никаких синяков. Похоже, она успела сбежать.
Подошла к двери, повернула ручку и замерла. Кто-то включил телевизор. Точно. Припала ухом к двери. Там, в комнате, щелкали пультом, переключая каналы: новости, фильм, погода, музыка, – пульт остановился на музыкальном. Но кто его переключал? Твою же мать, – она оглядела ванную: это не ее комната. Вжалась в умывальник. Открыла шкаф: не ее вещи, полотенца, зубная нить, «Олд спайс», щетка электрическая. И ничего, что могло бы защитить ее.
