– Да, – пояснил Томас. – Лаванда вела расследование в школе, а я изучал посты в блоге Ребекки, потому что София хотела опубликовать материалы в ближайшем номере.
– Это конфиденциальная информация! – возмутилась главный редактор, но Лаванда продолжала:
– Вот именно! Я всю неделю опрашиваю учеников, фотографирую надписи в туалетах, составляю списки подозреваемых, а теперь она заявляет, что всё это глупости и репортаж не выйдет!
– И не объясняет нам почему! – докончил Томас.
– Я и не должна объяснять, – храбрилась София. – Я здесь главная, и если я сказала, что публикация не выйдет, значит, не выйдет. Мы зря тратим время. По-моему, Ребекка Парадайз даже не из нашей школы. Всё это – какое-то совпадение. И потом, зеленый лак можно купить где угодно.
– Послушай, София! – взмолился Томас. – Ребекка сама почти призналась в блоге, что средняя школа Парадайз – это наша школа. Она даже дала понять, что знакома со мной! Ребекка точно учится с нами!
– Мы даже не знаем, в каком она классе. Мое мнение: читателям будет неинтересно. Плохая идея. Точка.
Всё это время Лаванда молчала и казалась спокойной. На самом деле она копила силы, чтобы снова взорваться:
– Если это плохая идея, то зачем ты всем рассказала про надпись в туалете? Чтобы все говорили о тебе! Чтобы захотели прочитать твой репортаж! Ты ведь и там поставишь одну подпись – свою, хотя половину работы делаем мы с Томасом.
– Если тебе что-то не нравится, открой свою газету!
– И открою!
– Замолчите наконец! – взмолился Томас.
Повисла короткая пауза, и я ею воспользовалась:
– Если вам интересно мое мнение…
Все трое посмотрели на меня. Кажется, только теперь они поняли, кто стоял перед ними. То есть никто. Ясно же: мое мнение их вообще не интересует, и всё-таки я продолжала:
– …я тоже думаю, что публиковать репортаж о Ребекке не стоит.
Лаванда окинула меня взглядом с ног до головы.
– Ну конечно! – Она не просто сказала эти слова, она их плюнула. – Ты ничего другого и не скажешь! Только и умеешь, что подлизываться к мисс Само Совершенство. Вдруг она с тобой подружится?
Мы с тобой прекрасно знаем, почему я хотела, чтобы расследование прекратилось, но Лаванда дала вполне логичное объяснение.
– Всё, – заявила она. – Я ухожу и забираю свои материалы! Если захочу, продолжу расследование. Томас, ты идешь?
Он с сожалением поглядел на Софию, сказал «ладно» и вслед за Лавандой вышел из класса. Староста принялась исступленно собирать свои вещи.
– Не надо ко мне подлизываться, – буркнула она, пытаясь застегнуть молнию на рюкзаке, из которого выглядывали несколько листов и линейка.
– Чего? – удивилась я. – Я сделала это не для тебя, дурочка.
– Дурочка? – София приосанилась. – Ты чего добиваешься? Подраться хочешь?
Я отступила к двери.
– Что, струсила? – Староста пошла на меня, я сделала еще два шага назад. – Да ты трусливая курица!
– А ты – сорока! – выкрикнула я. – Вот ты кто! Сорока Дженкинс!
Сложно описать, как София изменилась в лице. Редакторша широко распахнула глаза, чтобы в них поместились одновременно удивление, ярость, смущение и страх. Лучше не объяснить.
В этот момент кто-то постучал в дверь.
– Если хочешь проверить, курица я или нет, давай встретимся вечером, – прошептала я, пока нас не прервали. – Только ты и я.
– Ты меня не запугаешь, – ответила староста, и в глазах появился вызов. – В пять часов у пруда в парке.
Я не успела ответить. Дверь открылась, и на пороге я увидела ту, кого никак не ждала. Не каждый день двое подозреваемых встречаются в одном кабинете.
– Здравствуйте, девочки, – сказала Лианн. – Вы закончили?
Мы с Софией одновременно кивнули, делая вид, что ничего не произошло.
– Дженкинс, задержись на минутку.
«Отлично! Надеюсь, ей достанется!» – подумала я и пошла к выходу.
– Урсула, на сей раз я хочу поговорить с тобой. До завтра, София.
Муравьиная Матка закинула рюкзак за спину и ушла.
– Так. – Кажется, Лианн не знала, с чего начать. – Пойдем и мы.
Не говоря ни слова, я пошла за учительницей к выходу. Мы шли рядом, но не вместе.
– Я с самого утра хотела с тобой поговорить. По поводу того, что ты видела вчера дома. Я объясню.
– У нас дома, – пояснила я. Чувствовалось напряжение. – Папа мне уже всё объяснил.
Я не лгала. Он хотя бы попытался.
– И что ты думаешь?
Я пожала плечами.
– Тебе нечего сказать? Совсем?
– По-моему, это странно, – тихонько пробормотала я. – Кто вы мне теперь? Учительница или?..
– Еще в первый день я сказала тебе, что мы друзья. Так ведь?
– А еще вы сказали, что друзья всё друг другу рассказывают.
– Верно.
Лианн вздохнула, открыла дверь на крыльцо и пропустила меня вперед. Она выглядела пристыженной. Может, она и правда хотела подружиться со мной. И с моим папой. Ледяной ветер дул в лицо. Мы шли молча, а потом она вдруг заговорила более оживленно:
– С сегодняшнего дня мы можем быть друг с другом предельно честными, не врать. Да?
– Ладно, – ответила я. Мне будет непросто, но я же не хочу, чтобы мои горы лжи выросли выше головы.
Лианн улыбнулась.
– Застегнись, – сказала она и, не спрашивая разрешения, застегнула верхнюю пуговицу на моем пальто, как раньше делала мама. – Иначе опять заболеешь.
«Заболеешь», – подумала я. Ветер сдул мой последний обман с верхушки горы и швырнул мне его в лицо. Я вспомнила девочку без имени из рассказа Джорджа.
– Лианн, послушайте… В тот день, когда меня не было…
– Когда ты заболела?
– Да. То есть нет. – Я набралась мужества. – Я не заболела.
– Где же ты была? – Учительница остановилась посреди тротуара, улыбка сошла с ее лица.
– Сначала пообещайте, что никому не расскажете.
– Ну, я…
– Пообещайте. Друзья не рассказывают чужих секретов, правда? Вы сами так сказали. Обещаете?
– Х-хорошо, – пробормотала Лианн. – Обещаю.
– Я не хотела приходить в школу и просто гуляла, – призналась я. – Из-за той фотографии…
– Урсула, это же очень опасно! Только подумай, если бы кто-то… Если бы с тобой что-то случилось? Что было бы с папой?
– Со мной ведь ничего не произошло. Я больше так не буду. Честное слово.
