Итак, мысленно делим всех участников процесса на три группы: рядовой состав, средний уровень и высший уровень – руководство. Вспоминаем условия успешного внедрения.
Первое. Рядовой состав (все свободные общинники Ратного, Нинеину весь покуда трогать не надо) не должен опасаться ухудшения своего положения в результате внедрения новинки – трехполья. Что они получат? Урожай озимых, вот что! Голодать-то весной почти не придется! Озимые – рожь, пшеница – в здешних широтах в начале лета вызревают, ну, край – к июлю. Да и урожай – с яровыми не сравнить.
Второе. Средний уровень – главы больших семей – должен быть уверен в том, что от внедрения он получит какую-нибудь пользу. Либо материальную выгоду, либо повышение статуса. Тут у нас и выгода – и статус – вот скажут, молодцы какие наши-то старшаки! Вспомнили старое – вот и голод ушел.
Черт… а, может, сразу к многополью перейти? Ну, сэр Майкл… Ты так и до колхозов докатишься! Рановато еще. Рано.
Итак, продолжаем: третье. Высший уровень, то есть руководство. Ему материальное особо-то ни к чему, тут во главе угла чисто моральное удовлетворение, ибо считается, что материальные и статусные проблемы на этом уровне уже решены. Зато как хорошо лишний раз на ярмарке в Турове похвалиться – вона, у нас голода-то почти что не было! Траву да кору не ели! А все – мы! Хорошо, вовремя старое вспомнили. Трехполье называется. Что уж и говорить – денно и нощно о людищах своих печемся, все думаем. Как бы им жизнь-то полегче сделать!
Прокатит такое? Почему бы и нет. Но весной. А поля под озимые да под пар уже по осени оставить нужно! Старые пустоши, может быть, заново распахать? Значит, что делать надобно? Провести массированную пропагандистскую атаку! Кто для Корнея Агеича да для старосты авторитет? Туровский князь, но куда более – киевский. Киев-то все еще – мать городов русских.
Так вот и пусть слухи пойдут – мол, в Киеве-то давно уже трехполье, к старой системе вернулись, по завету мудрых предков. Никто не голодает, всем хватает всего… Пусть даже не только слухи. Что там князья-то излают – указы, буллы. Нет, буллы – это папы римские. Пусть будет грамота… типа список на бересте и грамоты князя Киевского… Как он жалует все тех «трехпольщиков»… да призывает перенимать передовой опыт. Как-то так. Илья, секретарь, сочинит, как надо, так сказать, с учетом местных реалий. Молодежная редакция – шустрые девчонки – тоже свое слово скажут. Даже не скажут – а постоянно будут говорить, капать на мозги.
Деда Корнея можно еще и материально заинтересовать… и старосту, а особенно старостиху. Можно даже такой лозунг пустить, типа «Добросовестный труд – дело чести, доблести и геройства!». Ничуть не хуже труда ратного. Воины за жизнь своих родных бьются, не щадя живота своего – и пахари так же. Своим всем в младшей страже сказать – чтоб к зажиточным крестьянам относились уважительно, при встрече бы здоровались первыми, “воинством” своим перед ними не кичились и “смердами сиволапыми” не обзывали. К тому же в Ратном смердов-то и нет – одни свободные общинники – “люди”».
* * *
Ладью Рогволда Ладожанина все называли «драк-кар», хотя никаким драккаром она по большому-то счету не являлась, разве что была схожа обводами и, так же как драккар, могла идти и кормой и носом. И, как драккар, имела одну съемную мачту. Корпус судна был полностью сделан из крепких досок, внакрой, так, что при волнении они даже немножко шевелились, двигались, спокойно преодолевая крупные волны, словно бы корабль был живым существом. Именно так, хвастаясь, объяснял варяг охотно внимающей ему Гориславе. Михайла тоже невольно прислушивался, расположился на корме рядом, у широкого кормового весла, коим мастерски владел кормщик – невысокий светлобородый крепыш Глеб, кстати, тоже варяг. Да почти весь экипаж «Огненного коня» состоял из ладожских варягов, что для Михаила Андреевича никакой новостью не было – он и раньше, в ТОЙ своей жизни, знал, что в Ладоге даже улица сохранилась – Варяжская. Местные варяги прекрасно владели наречием ильменских славян, а промеж собою общались довольно забавно – заговорят по-варяжски (скорее, это был древнешведский), затем тут же перейдут на славянский диалект и закончат беседу снова на варяжском. Ну, как примерно латыши в Риге.
Себя все варяги считали вовсе не подданными шведской короны, а именно что ладожанами. Ладога (варяги предпочитали говорить – Альдейгьоборг) формально подчинялась Новгороду, но управлялась собственным выборным главой – посадником. В Новгороде же пока что княжил внук Владимира Мономаха Всеволод Мстиславич, в крещении – Гавриил. Впрочем, до изгнания князя и установления феодально-олигархической республики оставалось не так уж и долго – 1136 год.
Корабль Рогволда Михайле – какое-то время бывшему в ТОЙ своей жизни моряком – понравился. Довольно большое – метров двадцать пять в длину, около восьми в ширину и грузоподъемностью тонн в двадцать – судно управлялось играючи, и по течению – на веслах – развивало скорость около семи-десяти узлов. Имелась и палуба, закрывавшая гребцов и грузы, и две каюты – «каморы» – на юте и баке, – это уже было изобретение купца… подсмотренное им у готландцев и всяких прочив немцев. Сами же ладожане и хвастали – мол, со всей земли нынче гости к нам, со всего моря Варяжского, то есть надо понимать – с Балтики. Ну правильно – до Новгорода-то на морских судах не дойдешь – пороги, вот и отстаивались в Ладоге – крупнейшей перевалочной базе!
Экипаж «Огненного коня» составлял человек сорок – и все размещались свободно. Судно имело небольшую осадку, что позволяло без особых проблем ходить по рекам, к тому же корабль был вполне приспособлен и к морскому ходу – мачта, такелаж, парус, надежное рулевое весло.
Ладья вполне могла принять на борт еще дюжину человек – Михайлу с дружиной. Нынче же воины младшей стражи лениво расположились у бортов, наслаждаясь теплым летним деньком, кто-то вместе с Гориславой и сотником внимал хвастливым речам Рогволда, кто-то дремал или думал о чем-то своем… а вот ушлая Варвара присоседилась к бугаинушке десятнику Премыслу. Гладила его по руке, заглядывала в очи… Входила в роль! Ну да, она же – холопка, раба, а Премысл, стало быть, ее хозяин.
Ох, Премысл, Премысл – не заигрался бы! Варвара – девка еще та!
Когда красавица-ладья подошла к причалу, сбежалось все Ратное – посмотреть. Еще бы, не каждый раз такие корабли в село заходят, далеко не каждый. Нет, конечно, проходящих-то было много, молодежь частенько собиралась «на мостках» – «смотреть на ладьи», величаво проплывавшие мимо. Вот и сейчас собрались – уж тем более! Девы да молодки строили «корабельщикам» глазки, мужики деловито переговаривались – сколько ладейка на борт берет, да пройдет ли по морю?
Все это неожиданно напомнило Михаилу Андреевичу старый советский фильм «Безымянная звезда» по пьесе румынского автора. С Игорем Костолевским. Там тоже все «общество» собиралось по вечерам на вокзале – встречать и провожать никогда не останавливающийся поезд из Бухареста. Так сказать, некий символ.
То, что на этой ладье возвращаются из Турова свои, и в Ратном, и в Михайловом городке уже знали – Миша самолично помахал рукой стражникам на первом посту, на излучине. Встретили хорошо, радостно, отвязали волочившуюся позади ладьи, на привязи, лодку. Ту самую, на которой Михайла с людьми и отправился в Туров несколько дней назад.
