– Не сердись, милый… Тяжело мне решить.
– Я понимаю. Все же время есть – думай.
Осторожно поцеловав девчонку в уста, сотник поднялся на ноги…
– Пока же – прощай.
– Прощай… Подожди!
Юлька быстро сунула руку за пазуху, вытащила маленький мешочек на бечеве. Размерами где-то полтора сантиметра на два, изящный, из плотной ткани, с вышивкой красной нитью в виде какой-то конской морды.
– Там земля родная… – повесив мешочек Мише на шею, пояснила девчонка. – Если уж совсем на чужбине плохо придется – у Мокоши попроси заступы. Мешочек под одеждой носи, никому не показывай.
– Да понял я, да.
Молодой человек не смеялся, понимал – здесь такими вещами не шутят. Поблагодарил, чмокнул в губы… и ушел, сгинул в нарастающих сумерках. А Юлька все стояла, все смотрела во тьму… глаза ее блестели, по щекам текли слезы… Так и простояла бы, верно, до утра, коли бы мать, Настена, не подошла, не обняла за плечи. И сказала, как только что Михаил:
– Эх, Гуня, Гуня… Время есть еще – думай.
Отчалили без лишнего шума. Судя по помятому, но вполне довольному виду Рогволда Ладожанина и многих его людей, отдохнули они в Ратном в целом неплохо. Как уже доложили сотнику – гулеванили с местными на скошенном заливном лугу. Там многие «на беседу» пришли, не только молодежь, интересно было «городских» послушать, тем более – из далекой Ладоги-Альдейгьоборга, да еще – заморских гостей! Гости и не чинились, про Ладогу, про Царьград-Константинополь рассказывали, вели себя вполне дружелюбно – с парнями не дрались, девок зря не задирали. Уж ежели те сами чего хотели… Такие тоже нашлись. Не шибко-то сильно еще было по деревням христианство, а по языческим-то традициям добрачный секс никаким табу не считался. И, буде нагуляет какая дева малыша от заезжего молодца – никто ее не обижал, не корил. Наоборот – коль смогла родить, значит, хороша, здорова – такую чего бы и замуж не взять?
– На мысе встанем, подождем караван из Турова, – дав распоряжение кормщику, пояснил Рогволд. Щегольская бородка его, заплетенная в две косички, развевалась на слабом ветру. Судно шло на веслах – не столь уж и широка Горынь-речка, чтобы поднимать парус.
Сидевший на корме музыкант, задавая темп гребле, мерно бил в бубен. Проплывали мимо родные берега – Ратное, Михайлов городок, луга заливные… а вот за деревьями показалось Васильково.
– Эй, гляньте-ко! – вытянув шею, выкрикнул Ждан.
Да сотник и сам уж заметил – выскочил из-за мостков челнок. Маленькая рыбацкая лодка-долбленка. Вылетела, погнала наперерез ладье – с чего бы? Гребцов – двое… что за люди? Эх, восходящее солнце в глаза…
В челноке гребли с остервенением, аж брызги. Однако ясно было – «Огненного коня» им не догнать. Зря только силы тратят.
– Наверное, думают – чужой корабль. Убежища хотят попросить, – вслух предположил Рогволд. – Украли что-нибудь… или еще чего натворили. Нужны такие тебе, господин сотник?
– Ну… разве что наказать.
– А как расследование вести будешь?
– Тогда и черт с ними.
– Господин сотник, – десятник Премысл неожиданно повернулся к Мише. – Может, случилось что? Я бы обождал малость… Туровского-то каравана еще не видать. Да и…
– А, похоже, там девки! – прищурился Жердяй. – Ну да! Вон, волосищи-то, косы… И гребут по-бабьи!
– Суши весла! – тут же распорядился купец. Зачем так быстро? Хм…
Судно затормозило, замедлило ход. Узрев это, в челноке радостно закричали.
Точно – девки! Интересное кино…
Опаньки!
Едва долбленка подошла ближе, как ратнинские тут же узнали Гориславу… и туровскую деву Варвару.
– Эй, вам чего надоть?
– Мы с вами хотим. Возьмите!
Любой моряк знает: баба на корабле – плохая примета. А тут – сразу две. И обе – просятся. Тут задумаешься, ага…
Впрочем, нашлись те, кто долго не думал.
– Я бы Гориславу взял – не дура… и в хозяйстве сгодится, – усмехнулся вдруг Ладожанин.
Сотник лишь хмыкнул:
– Хозяин – барин. Хочешь – бери. Мало тебе одной щеки расцарапанной…
– Варвара тоже не дура, – сообщил здоровяк Премысл. Сказал – и покраснел. Прямо пошел весь красными пятнами.
Не дуры, говорите? Ну-ну… Впрочем, на ладье капитан главный – Рогволд. Как решит, так и будет.
Вот Рогволд и решил – взять.
– Ну, давайте! Чего ж…
Девчонкам протянули руки, вытянули, подняли на борт. В челнок тотчас же спрыгнули двое гребцов, привязали к корме лодчонку: по пути всяко сгодится – продать, пусть и не дорого, да все же чего зря добру пропадать?
– За челнок должны будете, – предупредил девок сотник. – Тому, у кого украли.
– Да мы…
Переглянулись девчонки… замолкли, потупились…
– Ладьи! – закричал с носа вахтенный… или как он тут назывался.
Все разом повернули головы. Из-за излучины величаво показалось крупное торговое судно… за ним – еще одно… и еще… Всего Миша насчитал восемнадцать.
– Весла готовь! Правый борт – вперед… левый – табань! – деловито распорядился купец – он же и капитан, и кормчий, и вообще – полный хозяин судна.
Развернувшись, «Огненный конь», набирая скорость, поплыл наперерез каравану.
Вот поравнялся борт о борт с первой ладьей.
– Приветствую тебя, Ничипор! – сложив руки рупором, прокричал Ладожанин.
На корме ладьи привстал богато одетый человек в круглой, отороченной собольим мехом шапке:
– И тебе не хворать, Рогволд. Вижу – не опоздал. Место свое помнишь?
– За шестой ладьей от начала. За мной – греки.
– Ну, с Богом. Вечерком поговорим на привале.
Все уже было расписано еще в Турове. Торговый гость из Ладоги Рогволд заключил устный договор со старшим «заморской ватаги» киевским купцом Ни-чипором Хотинцем. Договорились и о месте «Огненного коня» в караване, о местах отдыха в пути, и об общем взносе – нанять в Киеве воинскую ладью для охраны.
Пока ладья занимала свое место, Рогволд раскланивался со знакомыми. Те тоже приветствовали варяга – махали руками.
– Ну, вот и славно, – Ладожанин наконец-то уселся на скамеечку – банку – на корме, у рулевого весла, коим орудовал кормщик. – Обедаем на ладье – перекусом. Вечером – встаем на привал.
– Дев хорошо бы накормить. Поди, голодные, – подал голос Премысл, десятник.
– Пусть к носу идут, там кашевар, – варяг кивнул и, покосившись на девушек, ухмыльнулся. – Он и накормит… Слышали, девы?
Глава 4
Припять – Киев – Днепр. Лето 1127 г.
