Как же тошно. От себя блевать хочется. В кого я превращаюсь, в размазню?
Ничего не хочется.
Ни гулять, ни девок снимать. Жрать нормально не могу, и бухло в горло уже не лезет.
Ни-че-го.
Скучно. Без неё как-то не то, словно из меня всю энергию высосали.
И что прикажете делать? Бороться с Ильей за его бабу?
Да ещё чего. Они сами ко мне липнут, а эта вертихвостка мне не нужна.
Не нужнааа, блять!
Но глаз оторвать не могу от того, как она ему что-то жестикулирует, веник его в сторону откидывает.
Ругаются. Не из-за меня ли?
Неужели бросила его?
Да не, быть этого не может.
Зачем ей кидать богатого лощеного жополиза. Он ей выгоден.
Друг хренов.
Не зря же он крутился у ее ног столько лет, добился все-таки.
Смутно вспоминаю то время, после конфуза с видео. А когда картинка начинает всплывать перед глазами, то мне не нравится, что я там вижу.
Я тогда как конченное мудило повёл себя. Помню, как мои друзья над ней начали издеваться и подшучивать. Странно, что она вообще заговорила со мной после такого.
Но чёртово видео не я же слил.
А то, что в школе происходило, это меня мало волновало. А потом Илья рассказал родителям о произошедшем, что я подругу его опозорил. Увести ее хотел у него.
Блять, он же тогда даже слезу пустил для правдоподобности. Выставил меня скотиной перед матерью.
А ее муженёк выпер из дома, хорошо хоть карточку с деньгами оставил. И то после того, как мать ему весь мозг вынесла.
Вещи собрал и на другой конец города к другу переехал, школу сменил, доучился оставшихся два месяца.
Это было главным условием отчима, чтобы на глаза не попадался.
Да я и рад был свалить. Только тогда свободу почувствовал. Тогда я и попробовал наркоту покрепче.
Мне это помогало не думать. Может и сейчас поможет?
Нет.
Я в эту дрянь больше не влезу. Гиблое дело. Башку у меня на ней по дикому рвёт, конечно.
Вот как от Салтыковой. Не понимаю, что делаю, а когда натворю делов, только потом думаю.
— Замёрзнешь, придурок. Не лето уже на дворе. Яйца не отморозишь?
Рядом на ступеньки, что у входа, подсаживается Филипп, накидывая на меня свою спортивную кофту.
— Сам-то горяч, посмотрю, — усмехаюсь. — Ты бы за своими лучше следил. Воронцова их, смотрю, крепко в кулаке держит.
— Придурок. Если бы... — друг тяжело вздыхает, принимает у меня сигарету и закуривает. — Я только с тренировки. Она, кстати, на занятиях не появлялась, я что-то найти ее не могу. А на звонки не отвечает.
Вот же умеют девки в голову к тебе залезть. Так, что потом отойти не можешь.
Вот и с ним такая беда произошла, даже жалко его, потому что он Воронцовой не нравится, как я понял. А этот идиот все хвостом за ней бегает.
— Заболела вроде. Нужна тебе эта дура, — говорю, а сам все продолжаю за сценой наблюдать, что развернулась во дворе универа. — За тобой баб толпами в очередь выстаиваются. Я вот тебя не понимаю.
Да, я похотливый кобель, который много девок оприходовал, а Фил со своей мордой вообще всем бабам голову сносит.
— Могу задать тебе тот же вопрос, — хмыкает он, а мне его треснуть сразу хочется.
— Ну, так не я же здесь главный спортсмен, которого даже все переподы обожают. А ты за молью этой бегаешь.
Вот моя Полина — да. Красивая, фигура стройная, лицо интересное. Даже не смотря на маленький рост, она привлекает внимание и не только мое.
Пацаны в моей группе тоже о ней говорили. Заметная она, яркая. В общем, все при ней. Все складно. Смотришь, и глаза радуются, а член-то как доволен.
А вот Воронцову все знают, как зубрилу.
Тихая. Незаметная. Сидит себе одна, да лекции пишет.
Я ее имя только на втором курсе смог запомнить, а раньше как мозг не ломай, вечно забывал.
Хотя заметил, что в последнее время рядом с ней несколько парней крутятся.
Фил поднял ее в глазах окружающих своим вниманием. Когда он в ней что-то разглядел, тут и другие сразу подтянулись.
А я вот нытьё от него слушать начал, как его бесит, когда у него расспрашивают о ней его знакомые.
— У неё знаешь, какие си... — проглатывает слово и прокашливается в кулак, — впрочем, а чья бы корова мычала. Ты какой день сам не свой. Не пьёшь, к Светке на вечеринку не пришёл. В чем дело? — указывает голой в сторону Полины и Ильи. — В ней, да?
Да. Наверное.
— Фил, мне до этих голубков никакого дела нет, все, законченно. Пускай дальше облизывают друг друга.
Друг заржал и с подозрением посмотрел на меня, брови вверх поднял.
Смешно ему, черт, а мне не до смеха вовсе.
Я же не виноват, что мой организм так на неё реагирует.
Головой-то я понимаю, что она не мой вариант.
Но следующие слова друга приводят меня в чувство, и я даже как-то сразу оживаю.
— Так они же разругались...
— В смысле? А ты откуда знаешь? Как давно, — поворачиваю к нему голову и смотрю в ожидании. Толкаю его в плечо. — Не молчи, давай.
— Тебе же все равно.
Пожимает он плечами и лыбу давит.
Нет, мне не все равно. То есть не совсем. Но признаваться ему не собирался, ведь ещё была надежда на то, что отболею я Салтыковой.
А раньше времени выводы делать не хотел.
— Слушай, я тебе сейчас рожу твою смазливую подкрашу, — говорю на полном серьезе.
— Я тебе не хотел говорить. Ты, знаешь ли, не самый адекватный парень. Вспыльчивый, — говорит он осторожно, а я все жду того, что он скажет. И спустя минуту он начинает. — В общем...
И то, что он рассказывает, взывает во мне неконтролируемую ярость. Я ушам поверить не могу.
Подскакиваю. Выкидываю сигарету в урну и иду в сторону уебка, не слушая, что друг пытается мне договорить. Отпихиваю его, когда остановить пытается.
Перед глазами только чёрное пульсирующее пятно, в котором я вижу, как отчим мать бьет. Внутри пожар разгорается смертельный.
Видел это один раз, но в мозгу отложилось.
Мелкий я тогда был, но каждую деталь помнил до сих пор.
Вбежал тогда в комнату, начал орать, хотел за неё вступиться, да только сам леща крепкого отхватил. О чем они ругались, мне было неизвестно, но мать после этого словно неживая ходила.
Больше такого никогда не происходило. По крайне мере я этого не видел.
