— Назар?
Блин, так и уснул, положив голову и руки на ее кровать.
Часы на стене показывают шесть утра.
София тянет губы в улыбке и морщится:
— Привет. А ты давно тут? Я есть хочу…
Есть? Это я сейчас, это я мигом! Хочет есть — это же хорошо? Значит, идет на поправку, так?
Вскакиваю с места и тут же мысленно хлопаю себя ладонью по лбу: где я возьму еду в шесть утра и что вообще ей можно? Как бы не навредить.
Выхожу в коридор и натыкаюсь на сидящего на скамейке рядом с палатой отца. Выходит, и он провел тут ночь, так и уснул, прислонившись к стене. Решаю его не трогать, но он просыпается сам, когда я закрываю за собой дверь, вскакивает на ноги, будто и не дремал вовсе.
— Как она? — слышу в его голосе беспокойные нотки.
— Есть попросила.
— Есть? — Отец тянет губы в улыбке точно так же, как и сестра. Все-таки они очень похожи. — Это хорошо. Подожди тут, вдруг Софии что-то понадобится, я схожу к медсестре.
Он уходит, а я занимаю его место и достаю телефон, кручу его в руках и размышляю, как быть. Придется что-то насочинять Алисе, ведь еще как минимум на день, а то и больше, останусь тут.
Может, что-нибудь написать? Открываю мессенджер и сразу вижу ее селфи, которое она прислала мне вчера.
Пока пытаюсь оформить мысли в слова, словно из ниоткуда возникает отец.
Твою ж налево! Мигом выключаю экран и прячу телефон. Отец потирает подбородок и изгибает бровь:
— У тебя появилась девушка? Познакомишь?
Я с облегчением выдыхаю. Выходит, он не успел ее разглядеть.
Жаль только, нельзя познакомить знакомых.
— Обязательно, — коротко бросаю я, даю понять, что эта тема закрыта: — Когда-нибудь потом.
— Назар, — прищуривается отец, — тебе не кажется, что пора прекратить эту непонятную игру в молчанку?
Упрямо поджимаю губы.
— В конце концов, не ты один ее потерял, — в сердцах восклицает он. — Мне тоже тяжело!
Это он о матери, разумеется. Ага, тяжело ему. Так тяжело, что спустил все на тормозах. Нет уж, в постель ложились оба, отвечать должны тоже оба.
А то странно выходит: отец наказывает себя сам, все больше превращаясь в тень, в то время как Алиса живет себе, горя не знает, считая, что может продолжать в том же духе. Хрен-то она угадала!
— Давай не здесь, — киваю я на палату Софии.
Отец оборачивается и, как и я, видит, что она не спит и смотрит на нас, надув губы.
Чувствую укол вины и злость на родителя — нашел где меня отчитывать, еще не хватало расстраивать сестру нашими ссорами.
В итоге мы тщательно притворяемся, что все в порядке, когда вместе входим в палату.
Слава богу, отцу приходится уехать по работе, и я развлекаю сестренку один. Как в старые добрые времена, Жар стоит на страже покоя принцессы Софии. Жаром она называет меня лет с трех: Назар оказался для сестры-торопыжки слишком длинным, в итоге она сократила имя до Зар, а «З» не смогла произносить в силу возраста. Так и стал Жаром. Рыцарь Жар, лошадка Жар, пират Жар — кем я только ни успел побывать…
Нужно почаще летать к ней, не хочу оставлять надолго, вижу, как она скучает по мне. Не меньше, чем я по ней.
Как только разорваться между настоящей и вымышленной жизнью?
Ладно, главное, это все ненадолго, скоро я вернусь и смогу приезжать к Софии хоть каждый день.
Вечером меня сменяет отец, и я ненадолго еду к себе домой, а потом снова в больницу.
Проходит двое суток, прежде чем стучу в дверь квартиры Алисы, как и в день несостоявшегося свидания-сюрприза.
Понятия не имею, дома ли она: звонки сбрасывает, на сообщения не отвечает. Губы дует, ишь ты. Потом и вовсе отключает телефон, а то отследил бы, ведь практически сразу поставил ей программу-следилку.
Впрочем, где еще ей быть? Ее перемещения не отличаются большим разнообразием, я знаю ее привычные маршруты чуть ли не наизусть.
Дверь открывает совсем не она, а Марина.
— Здравствуйте. Алиса дома?
Марина поджимает губы и мерит меня недовольным взглядом. Неужто эта ябеда нажаловалась на меня тетке? Что за детский сад?
— Нет, не дома, — бурчит она. Однако в следующий миг мрачнеет и добавляет: — Ты ее сегодня не видел?
Качаю головой и со скорбным видом каюсь:
— У нас случилось некоторое недопонимание.
— Я так и поняла, — вздыхает Марина. Она замолкает, думая что-то свое, а потом словно решается, вскидывает голову: — Назар, она сказала, что пойдет в парк, но ее слишком долго нет, и телефон выключен.
Ну, время еще не позднее, всего к десяти близится. Алиса взрослая девочка.
Видимо, сомнения отображаются на моем лице, потому что Марина склоняет голову набок:
— Она никогда не задерживается, не предупреждая. Тут что-то не так.
— Я проверю. В каком она парке? У нее есть какие-то любимые места?
Ну а что, отличная идея. Найду ее там, весь из себя переживающий, дальше дело в шляпе: слово за слово, и вот мы снова примирившиеся голубки. Профит.
Выслушиваю указания Марины и рулю к парку. Вскоре открываю карту на телефоне и иду в том направлении, которое она назвала.
Фонари горят через раз, и я спотыкаюсь о кочку, костеря Алису на все лады: черт ее понес в эти дебри, чего ей не гулялось по центральной аллее, которая хорошо освещена?
Останавливаюсь и приближаю карту, чтобы понять, далеко ли до тех лавочек, где она любит сидеть, и вдруг слышу тонкий высокий голос.
— Пропусти!
Какой-то он до боли знакомый. Это что, Алиса?
Припускаю с центральной аллеи в ту сторону, откуда исходит звук, прямо через деревья, минуя тропинку, и застываю на месте метрах в пятнадцати.
Алиса прижимает к груди сумку, вжимая голову в плечи, а над ней практически нависает какой-то громила.
Вот дура, надо было догадаться отключить телефон и допоздна сидеть в каких-то закоулках!
Сразу понятно, чего ему от нее надо. И по-хорошему, я не должен ей помогать, она заслужила все плохое, что есть для нее у этого мира, но… Но что-то заставляет меня это сделать, будто пихает в спину.
Делаю шаг вперед, а потом громила слегка разворачивается, и я замечаю подозрительный блеск в свете фонаря. Не понял, это что там такое торчит у него из кармана? Вглядываюсь и понимаю: бабочка, у самого была такая когда-то давно. Воображение сразу рисует, как он этой бабочкой мою Алису… Уже не сомневаюсь и выхожу из тени, отвлекая на себя громилу.
А потом все мешается в одну кучу, и я начинаю связно мыслить, только когда ощущаю резкую боль от того, что Алиса прикасается чем-то к моей щеке.
