Ребров затыкается, хлопает глазами, недоверчиво хмурится. Потом трясет головой и злобно выплевывает:
— Ты врешь! Потому что иначе выходит, что врал мой брат. Нет, он не стал бы мне врать, он никогда мне не врал. Это ты виноват!
Сдается мне, кто-то плохо знал своего брата. По тому, что я помню, Беляев не отличался добрым нравом и хорошим поведением.
— И зачем мне врать? — задаю резонный вопрос.
— Потому что не хочешь брать на себя вину за его смерть. Марат пошел по наклонной из-за тебя. Потому что ты лишил его бассейна и прыжков — единственного в жизни, что ему нравилось. Он так мечтал попасть в сборную страны, много готовился… А затем случился ты!
Артем тыкает в меня указательным пальцем в воздухе.
— Начались все эти драки в школе, ссоры с предками. Ушел отчим, потом мы переехали. Потом Марат связался с отморозками и в восемнадцать загремел в тюрягу, где его убили в драке. И все по твоей вине.
Он уходит в себя на несколько мгновений, кривит лицо, словно от боли. Опускает голову и продолжает так, будто меня нет:
— Прости ты его тогда, он бы жил. Продолжил бы ходить в бассейн, не связался с теми утырками… Он был примером для меня. Любимым братом. Пусть у нас были разные отцы, но мы были ближе, чем многие родные. А ты его у меня отнял! Ты отнял у него то, чем он так дорожил. Именно тогда я решил, что ты за это ответишь. Мне пришлось долго ждать, но время пришло.
Так вот почему у них разные фамилии…
Артем умолкает, а я пытаюсь переварить все то, что он наговорил.
Выходит, Марат предпочел свалить вину на меня, и брат ему поверил. Неудивительно, он был одного со мной возраста, наверняка внушить ему весь этот бред не составило никаких проблем.
Что самое печальное: кто знает, как все обернулось бы, приди Марат на самом деле извиниться. Скорее всего, совсем не так, как вышло в итоге.
Я ведь хотел простить и в первый раз, когда за него просила мать. И это Артем называет жестокостью?
Но Беляев явно не раскаялся, раз не пришел сам, хотя брату наплел совсем другое. Конечно, расскажи он все как есть, мог бы запросто лишиться статуса кумира в глазах младшего брата. А так козлом отпущения сделал меня. Очень удобно, я ведь не мог опровергнуть его слова.
Впрочем, сдается мне, он не поверит, что бы я ему ни сказал.
— Выходит, ты годами носил в себе эту жажду мести? — охреневаю я. — Ждал подходящего момента?
— Да, — ехидно ухмыляется Артем. — И дождался. Даже пошел учиться на ту же профессию, что и ты. Так что сдружиться на фоне общих интересов оказалось проще простого. Когда устроился к тебе на работу, осталось лишь еще немного подождать. Сначала я изучал компанию изнутри, а потом ты сам мне помог.
— Я? Каким образом?
— Сначала когда свалил из города практически на три месяца. Тогда я начал готовиться уже по-серьезному. Думал, у тебя все под контролем? Как бы не так! Жаль, вернулся рановато. Пришлось исхитряться, чтобы на время вывести тебя из игры.
— Вывести из игры?
— Помнишь поломку электроники в своей квартире? И как ключи потерял? Так вот, это был я. Спер ключи, чтобы повредить проводку. Ты должен был на какое-то время загреметь в больницу.
Я ошарашенно признаю: да он ведь говорит так, словно гордится тем, что сделал!
— Но электрик сказал, что проводка в порядке, — недоумеваю.
— А кто тебе посоветовал этого электрика?
Я хмурюсь, вспоминая. Черт, так ведь он и посоветовал.
— Потом ты и в самом деле попал в больницу. И все сложилось само собой. Я вообще проворачивал все на расслабоне. Ха-ха-ха! А ты еще и благодарил, что я взял все на себя. Ха-ха-ха. Круто я придумал, скажи?
Ребров смеется каким-то надсадным смехом. Только вот мне не смешно.
В голове постепенно складывается вся картина.
Выходит, Артем повесил на меня всех собак, когда умер его брат.
В какой-то мере я его понимаю, ведь сам так поступил после смерти матери: обвинил во всем отца и ту, с которой он переспал.
Логика пусть и корявая, но понятная: Артем годами винил во всем меня, вплоть до того момента, пока мы не начали общаться. Но потом-то что? Неужели даже не усомнился в том, что мог ошибаться? Это каким твердолобым и упертым надо быть, а?
Меня распирает от злости, кулаки сжимаются сами собой.
— Ты дебил! — рявкаю я. — Ты ведь общался со мной несколько лет! Неужели за все это время не понял, что я не такой человек? Предпочел верить россказням, которыми прикрылся в детстве твой брат? Я ведь считал тебя самым близким другом, а ты меня предал.
Хотя какая там дружба. Ее не было с самого начала.
И тут меня словно обухом по голове бьет. Я резко умолкаю и издаю мысленный стон.
А я-то сам что сделал с той, которую люблю? Врал, предпочел держаться за свою месть, чем поверить, что ошибся.
Ну крети-и-ин… Мне резко становится не до Артема. Он что-то верещит, краснея от натуги, а у меня перед глазами стоит Алиса.
«Ты представить себе не можешь, что я чувствую и каково мне, Назар. — Ее голос сочится грустью, болью и обидой, а по щекам бегут слезы. — Я так старалась тебе угодить, открылась, доверилась. Делилась таким, о чем не говорила никому и никогда. А ты взял и плюнул в душу. Предал. Предпочел считать меня вруньей, чем поверить сердцу. Нет, ты не понимаешь, что я испытываю».
Господи, она ведь почти слово в слово говорила то, что я только что сказал Артему.
Я болезненно морщусь. Прости меня, Алиса, теперь я точно знаю, каково тебе пришлось. Это же кромсающий на части шар, что разрастается в груди. С шипами из шока, гнева, обиды, боли, горечи, злости и много чего еще.
И ведь она все равно подпустила меня к себе. Удивительная женщина! Сильная, добрая. Самая любимая.
И очень великодушная. Лично у меня сейчас только одно желание: вытрясти из Реброва душу.
— Я ни в чем не виноват. Марат просто наврал, чтобы не разочаровывать тебя, — обрываю я его на полуслове ледяным тоном. — И вот еще что: хрена с два ты получишь мою компанию.
Артем кривится.
— У тебя нет выбора.
— Я найму лучших юристов.
— И они ничего не докажут.
То же самое сказала мне и бухгалтер. Но мне не хочется в это верить.
— Думаешь, я не продумал все от и до? Обижаешь, — ухмыляется Артем. — На бумагах твоя подпись. И вообще, ты должен радоваться.
У меня дергается глаз.
— Радоваться? — повторяю я эхом. — Чему, интересно?
Он точно поехал крышей.
— Тому, что живешь. Сначала я хотел отнять и твою жизнь.
