Мичман Королевского флота Кэмпбелл нес службу на борту «Челленджера» в ходе его трехгодичной исследовательской экспедиции. Бывший военный корабль был переоборудован для научных целей. Флот снабдил его сотнями миль канатов, тралами, драгами и лотами. С «Челленджера» сняли почти все пушки, а межпалубные пространства обратили в лаборатории. Цель экспедиции состояла в изучении химии и биологии Мирового океана. Тысячи лет мореплаватели наблюдали в море огни, но теперь команда «Челленджера» изучала этот феномен с научной точки зрения. Впервые огни заметили у островов Зеленого Мыса; тут же за борт были сброшены мелкоячеистые траловые сети. Может быть, подняв их и рассмотрев улов, удастся выяснить, откуда же эти огни берутся. Тралы вытянули всевозможных ночных морских созданий, которые были отнесены в корабельные лаборатории для изучения.
Корабль продолжал путь, и ему попадались всё новые огни. Иногда оказывалось, что их источник – микроскопические водоросли, вспыхивавшие, если воду вокруг них всколыхнуть. Порой экспедиция обнаруживала, что свечение исходит от сифонофор – чудовищных колоний желеобразных животных длиной 20 м. Корабельный натуралист Генри Мозли
[196] написал пальцем свое имя на одном таком экземпляре, уложенном в ведро. «Имя на несколько секунд вспыхнуло огненными буквами»
[197], – сообщал он.
«Челленджер» находил живые огни не только на поверхности океана, но и на глубинах в тысячи метров. Корабль располагал новейшим оборудованием для изучения глубоководных зон океана – мира, до тех пор почти неизведанного. Команда периодически опускала под корму латунные трубки на цепях, в то время как паровые машины удерживали «Челленджер» в неподвижном состоянии против ветра. Трубки опускались примерно на 3 км в глубину, ко дну океана, где измеряли окружающую температуру, – она часто едва превышала точку замерзания, – а иногда зачерпывали ил, чтобы поднять его наверх. Периодически волочили по морскому дну тралы – с целью посмотреть, что оттуда можно поднять. Сети вытряхивали на палубу, и исследователи принимались разбирать глубоководное крошево. Порой они находили обломки древних вулканических пород. Иногда – пыль метеоритов, упавших из космоса и упокоившихся на морском дне. А иной раз им попадались испускающие свет живые существа: рыбы, кораллы, морские звезды. Экспедиция «Челленджера» писала о своих приключениях длинные письма, которые шли до Англии целыми месяцами. Но, когда они доходили до адресатов, их перепечатывали газеты на родине и за границей. Для викторианского читателя они звучали, как для нас послания c космических кораблей миссии «Аполлон».
А для команды «Челленджера» одной из самых удивительных находок, вытряхнутых из сетей, стало нечто, казавшееся поначалу лишь светлой грязью на палубе. Вместо того чтобы попросту смыть эту грязь за борт, ее тщательно сгребли, профильтровали и сохранили отцеженное в закупоренных склянках. В этой грязи исследователи искали первозданное существо, называемое батибиус (Bathybius). Многие биологи были убеждены, что им покрыто чуть ли не все океаническое дно. Батибиус представлял собой не животное, не гриб, а первичное желе – вещество, из которого, как считалось, состоят наши собственные клетки. В предшествующих экспедициях натуралисты как будто находили признаки этой таинственной формы жизни, но «Челленджер» наконец получил технические возможности узнать о батибиусе все в подробностях.
Больше всех обнаружения батибиуса «Челленджером» ждал Томас Гексли
[198] – британский исследователь, который и придумал ему название.
На момент экспедиции Гексли уже был всемирно известным ученым. Он поднялся до этих высот из бедности и скудной жизни своих юных лет. Несмотря на трудности, гений Гексли сумел воссиять. Ребенком он самостоятельно выучил немецкий, математику, инженерное дело и биологию. Он мечтал попасть в экспедицию, чтобы открывать новые неведомые формы жизни. Стипендия позволила Гексли поступить в медицинское училище, где он быстро превратился в умелого анатома. Еще юношей он тщательно изучил строение волоса и обнаружил неприметную обертку из клеток в корневом влагалище каждого волоса. Теперь ее называют слоем Гексли.
Непосильные долги вынудили Гексли покинуть училище и в возрасте 21 года записаться на Королевский флот в качестве ассистента хирурга. К его восторгу, он был назначен на корабль «Гремучая змея», ветшающий фрегат, который шел к берегам Австралии и Новой Гвинеи для поиска там безопасных проходов. Капитану корабля, Оуэну Стэнли, требовался опытный (или, по крайней мере, любопытный) врач, дабы изучать растения и животных, которые будут встречаться им по пути. «Нет нужды рассказывать, с какой радостью я принял представленное назначение», – вспоминал потом Гексли.
«Гремучая змея» отчалила из Англии в декабре 1846 г. В Южной Атлантике Гексли увидел проплывавшую мимо сифонофору «португальский кораблик». Ветер гнал ярко-голубые пузыри этого существа, словно паруса. Аккуратно, остерегаясь смертельно опасных жалящих щупалец, Гексли выловил сифонофору из воды и принес в корабельную рубку. Разложив ее на столе, он изучал эфемерное ядовитое тело, пока оно не распалось от тропического зноя. Молодой исследователь был поражен его строением, глубоко отличным по своей анатомии от любого позвоночного вроде нас. Прежде натуралисты уже изучали португальских корабликов, но Гексли понял, что они описывали строение этих сифонофор совершенно неправильно.
По мере того как «Гремучая змея» приближалась к Австралии, он ловил все новые и новые экземпляры корабликов и тщательно исследовал их. Его любопытство распространилось на других желеобразных существ, таких как медузы аурелии и колониальные гидроиды парусницы. Рассматривая их мягкие тела, Гексли обнаружил между ними удивительное сходство. Например, все они использовали одинаковые микроскопические гарпуны, чтобы жалить. Всё, что исследователю было тогда под силу, – это описывать животных по возможности точно и отсылать отчеты друзьям в Лондон в надежде, что те их прочтут.
Когда 25-летний Гексли в 1850 г. наконец вернулся в Англию, оказалось, что его письма уже создали ему солидную репутацию. Через несколько лет исследователь стал преподавателем в Королевской горной школе и одним из самых выдающихся популяризаторов науки. Он писал очерки для журналов и читал лекции, адресованные «трудящимся». Кроме того, Гексли находил время изучать жизнь, разбирая свою коллекцию с «Гремучей змеи». Хотя его экспедиция закончилась, он теперь был достаточно влиятелен, чтобы получать новые образцы от всех натуралистов Британии, работающих на кораблях. Научная карьера Гексли началась с вылавливания странных форм жизни с поверхности океана, но к концу 1850-х гг. его внимание погрузилось в темные водные глубины.
Чтобы подготовиться к прокладыванию телеграфных кабелей, которые соединят Англию с остальной Европой, а затем и с США, целая флотилия приступила к обследованию морского дна. Как и всех биологов, Гексли интересовало, живет ли там кто-нибудь. Он поручил океанографам сохранять немного ила, который они будут поднимать, и заспиртовывать его в надежде сохранить мягкие ткани, иначе те разложатся, пока доедут до лаборатории.
