С возрастом Крик стал позволять себе такие размышления о жизни, на которые редко отваживается молодой ученый. Он задумался об инопланетянах. Возможно, они похожи на нас. Возможно, в первую очередь именно они занесли на Землю жизнь. Или же, напротив, инопланетяне отличаются по своим внутренним химическим процессам от известной нам жизни. Возможно, они обитают на газовой планете или внутри звезды. И пусть даже инопланетная жизнь совсем другая – Крик предполагал, что она все же может оказаться во многом похожей на земную. Существовало нечто такое, что исследователь называл «общей природой живого».
Эту общую природу Крик бегло обрисовал в 1981 г. «Система должна обладать способностью напрямую воспроизводить собственные инструкции и опосредованно – все механизмы, необходимые для их выполнения, – писал он в своей книге «Жизнь как она есть» (Life Itself). – Воспроизводство наследственного материала обязано быть весьма точным, а мутации – ошибки, которые могут быть точно скопированы, – должны случаться с довольно низкой частотой. Ген и его "продукт" должны быть относительно тесно связаны. Система должна быть открытой и получать приток сырья, а также в той или иной форме приток свободной энергии»
[278].
Всего лишь полвека прошло с тех пор, как Макс Дельбрюк рассуждал о тайнах жизни на своих полуподпольных берлинских собраниях. Теперь его внуки по разуму думали о ней преимущественно в категориях генов – как о способности тех кодировать необходимые для самовоспроизводства молекулы и двигать эволюцию. Исследования Крика глубоко повлияли на научное понимание природы жизни. Например, на конференции, организованной NASA в 1992 г., это влияние ощущалось все время – там обсуждали, как в принципе подойти к изучению вероятной жизни на других планетах.
Один из участников конференции, Джеральд Джойс, впоследствии рассказывал мне о ней. «Мы обсуждали поиски жизни и происхождение жизни, – вспоминал он, – и кто-то сказал: "А может быть, стоит вначале дать определение тому, о чем мы говорим?"»
[279]
Ученые принялись сыпать идеями, одни из которых тут же отбрасывали, другие же объединяли. Разговор начался на заседании и продолжился на банкете. Группа ученых из NASA полагала, что главное – это метаболизм, но в первую очередь потому, что он обеспечивает материал и энергию для получения новых копий генов. Однако жизнь копирует гены не идеально. Только при условии возникновения ошибок и запускается эволюция, позволяющая живому приспосабливаться и принимать новые формы, которые затем передаются следующим поколениям. «В молекулах записывается история с самого ее начала, – говорил мне потом Джойс. – Вот чем биология отличается от химии».
К завершению банкета ученые обобщили свои размышления в восьми словах:
«Жизнь – самоподдерживающаяся химическая система, способная к дарвиновской эволюции»
[280].
Чеканная, краткая и запоминающаяся, их формулировка прижилась. Ее стали называть попросту «определение жизни по NASA», как будто космическое агентство поставило на нее официальную печать одобрения. На научных конференциях ученые показывали эти восемь слов в своих презентациях. Фраза попала в учебники. Студентам, читавшим определение, было простительно думать, что вопрос решен.
Но до этого было далеко. К определению жизни по NASA, равно как и к предшествующим ее определениям, не прилагались списки того, что следует считать живым или неживым. А когда ученые обращались к реальным объектам, с которыми мы соседствуем в этом мире, консенсуса уже не складывалось.
Часть четвертая
Возвращение в пограничье
Полужизнь
Мистер Бёрк не готов положительно утверждать,
что эти организмы живые. Они, возможно, полуживые
[281].
Весной 2020 г. по улицам Сан-Франциско среди бела дня бродили койоты. В прибрежных водах Гонконга резвились стаи розовых дельфинов. В один уэльский городок вторглось стадо горных коз, а по городскому парку Тель-Авива разгуливали шакалы. В Венеции бакланы ныряли за рыбой во внезапно очистившиеся каналы, а по бульвару Лас-Вегас канадские гуси водили своих гусят мимо закрытых магазинов, где продавались ручки Montblanc и сумочки от Fendi.
Живое непривычно расширяло свои владения за счет отступления нашего вида. Миллиарды людей на месяцы ушли на карантин – ученые окрестили этот период антропаузой
[282]. Для тех, кому повезло, главной проблемой этого периода стала скука. Тех, кому не повезло, поджидали безработица, недоедание и другие бедствия. Тех же, кому не повезло больше всех, – болезнь. Их тела горели от жара и сотрясались от судорожного кашля. Некоторых больных по ночам знобило так, что на зубах от лихорадочной дроби появлялись сколы. Четверо из пяти заболевших выздоравливали дома. Пятый же попадал в больницу. У иных легкие превращались в воспаленные гнойные руины. Сотни тысяч умерли
[283]. На острове Харт
[284] в Нью-Йорке экскаваторами рыли траншеи, чтобы справиться с немыслимым количеством гробов.
Эта новая пневмония впервые дала о себе знать в конце 2019 г. в китайском городе Ухане. За несколько недель китайские ученые установили, что между всеми случаями этого заболевания протягивается микронитью особая связь – вирус, которому дали название SARS-CoV-2
[285]. Вирусологи проанализировали гены этого вируса и частично реконструировали его записанную в мутациях историю. Подобно ряду других опасных вирусов последнего десятилетия, SARS-CoV-2 распространился от летучих мышей. И аналогичным образом выработал адаптации, позволившие ему теперь успешно приживаться уже в человеческом организме.
Достаточно было кашлянуть или, скажем, запеть, чтобы выпустить в окружающий воздух аэрозольные капельки с вирусами, которые тут же вдыхал человек, оказавшийся неподалеку от вас в автобусе, за обеденным столом, в церкви. Попав в очередной нос, вирус мог заразить очередного хозяина. Этот злодей утыкан белковыми шипиками, которые цепляются за определенные белки клеток дыхательных путей. Оболочка вируса сливается с оболочкой клетки, к которой он прицепился, и в результате вирусные гены оказываются внутри. В них для записи белковых последовательностей используется тот же генетический код, что и во всех наших клетках. В результате клетка считывала вирусные гены и синтезировала вирусные белки как свои родные. Теперь клетки заполнялись вирусными белками, которые блокировали их нормальную работу и вынуждали производить новые вирусы, а также создавали всё новые копии вирусных генов, которые затем укладывались в новые оболочки с белковыми шипиками. Эти свежие вирусы собирались в пузырьки, которые мигрировали к оболочке пораженной клетки и изливались наружу, выпуская в дыхательные пути миллионы «потомков».
