Под ногами постоянно путаются живые парадоксы – вирусы, митохондрии и моллинезии-амазонки. Определение жизни по NASA, хоть и запоминающееся, не помогло самим сотрудникам агентства, когда они пытались установить, содержит ли метеорит ALH 84001 остатки живых организмов. Иные критики находят это определение не просто непрактичным, но и дезориентирующим. Оно сужает возможный круг форм, которые может принимать жизнь
[379].
Возьмем, например, критерий способности к дарвиновской эволюции. Это весьма специфический тип изменений во времени. Он имеет место, когда гены точно – но не идеально точно – копируются из поколения в поколение. Особи с определенными сочетаниями генов больше преуспевают в размножении, чем другие, и естественный отбор распространяет такие более приспособленные варианты дальше. Со временем он обращает многие мутации на производство новых адаптаций.
Но можем ли мы быть уверены, что где-то в другом месте эволюция не протекает как-то иначе?
[380] Разве, к примеру, нет вероятности, что другой тип биологии может допускать наследование приобретенных признаков – так называемую ламарковскую эволюцию? А что, если передача признаков возможна не только между поколениями, но и между особями в пределах одного поколения?
Эта неудовлетворенность породила вал новых определений – их уже сотни
[381].
Жизнь – это предопределенное, совокупно самоорганизованное свойство каталитических полимеров
[382].
Жизнь – это метаболическая сеть в определенных границах.
Жизнь – это новое качество, возникающее в органической химической системе вследствие диалектического перехода, порождаемого возрастанием сложности системы. Это новое качество характеризуется способностью к временному самоподдержанию и самосохранению.
Жизнь – это процесс существования открытых неравновесных целостных систем, состоящих из углеродных полимеров и способных к самовоспроизводству и эволюции на базе матричного синтеза их полимерных составляющих.
Жизнь – это неравновесная самоподдерживающаяся химическая система, способная обрабатывать, изменять и накапливать информацию, полученную из окружающей среды.
Жизнь – это монофилетическая клада, происходящая от последнего универсального общего предка и включающая всех его потомков
[383].
Как определение жизни может рассматриваться существование динамически организованной области воды, реализующей бозонную конденсацию эфемерных фотонов внутри и снаружи клетки
[384].
А вот и честное:
Жизнь – это то, что соглашаются считать ею члены научного сообщества (возможно, после некоторых конструктивных несогласий при сохранении уважения к чужому мнению).
«Часто говорят, – писали в 2018 г. исследователи Фрэнсис Уэстолл и Андре Брак, – что определений жизни столько, сколько людей, пытающихся их дать»
[385].
Как наблюдатель за наукой и учеными, я нахожу такое поведение странным. Что было бы, если бы астрономы постоянно придумывали новые определения звезд? Вот как ответил мне микробиолог Раду Попа
[386] (который стал собирать определения жизни с начала 2000-х гг.), когда я однажды спросил его, что он думает об этом положении дел.
«Это недопустимо в любой науке, – ответил он. – Нас устраивает, когда наука использует два или три определения одного предмета. Но та, в которой главный предмет не имеет определения? Это совершенно неприемлемо. Как мы собираемся дискутировать, если вы считаете, что жизнь определяется через ДНК, а я полагаю, что через динамические системы? Мы не можем создать искусственную жизнь, потому что не можем договориться о том, что такое жизнь. Мы не можем найти жизнь на Марсе, потому что не можем прийти к согласию по поводу того, что она собой представляет».
_______
Пока ученые дрейфовали в океане определений, философы усердно гребли, стараясь отыскать берега жизни.
Одни пытались унять спорящих ученых, уверяя тех, что можно приспособиться жить с этой множественностью. Нам нет нужды докапываться до Единственно Правильного Определения Жизни, заявляли они, потому что и рабочие определения вполне пригодны. NASA может выдвигать любое определение, лишь бы оно помогло сконструировать наилучший аппарат для поиска жизни на других планетах и спутниках. Врачи могут пользоваться иным определением для описания размытой границы, отделяющей жизнь от смерти. «Их [определений] ценность зависит не от консенсуса, а скорее от их значения для исследований»
[387], – утверждают философы Леонардо Бич и Сара Грин.
Другие философы сочли этот подход, известный как операционализм, интеллектуальной отмазкой. Да, жизни трудно дать определение, но это не повод, чтобы даже не пытаться. «На практике, возможно, иногда операционализма и не избежать, – возражает философ Келли Смит, – но он попросту не сможет заменить верного определения жизни».
Смит и другие противники операционализма сетуют, что подобные определения опираются на консенсус группы людей. Но самые важные исследования жизни идут как раз на ее пограничье, где прийти к очевидному согласию труднее всего. «Ни один эксперимент, проведенный без ясного представления о том, что с его помощью ищут, никаких проблем в итоге не решит»
[388], – заявил философ.
По мнению Смита, лучшее, что можно сделать, – это продолжать поиск такого определения жизни, которое все поддержат, которое подойдет там, где не подошли другие. Однако Эдуард Трифонов, генетик русского происхождения, задумался: а что, если удачное определение уже существует, просто оно погребено в завалах прошлых попыток?
В 2011 г. Трифонов рассмотрел 123 определения жизни. Все они были разными, но во многих повторялись одни и те же слова. Трифонов проанализировал лингвистическую структуру определений и разбил их на категории. За их разнообразием Трифонов обнаружил базовое ядро. Он заключил, что все определения едины в одном: жизнь – это «самовоспроизводство с изменчивостью»
[389]. То, что ученые NASA сформулировали восемью словами, Трифонов уместил в три.
