Кроме Долгорукова с молодой женой и преображенцами, которых ссылать в Сибирь невыгодно, будут еще там воду мутить, а казнить жалко, все-таки отборнейшие кадры, чтобы такими направо-налево разбрасываться, согласились плыть от произвола и ущемления… чего мы там им ущемляем, я так до сих пор и не понял, почти две тысячи старообрядцев. Почти все согласились. Лишь три сотни не захотели признавать Дашкова со Смолой первичными еретиками, я понятия не имею, что они имеют в виду, и отказались признавать попов ими рукоположенными. Ну и хрен с ними. Три сотни – это не тысячи, как-нибудь справимся. Чтобы внести поправки в обозначение старообрядцев именно старообрядцами и позволить рукоположить их попов, я выдержал такой бой в Синоде, что меня до сих пор тошнит, когда кто-то о нем даже вскользь упоминает. Но я выдержал, правда, пришлось пойти на уступки и выпустить из застенок митрополита Сильвестра, который выпустил этих двух идиотов с богомолья.
Вместе с этими притесненными со всех сторон в бой за души туземцев отбудут и те попы, под руководством Дашкова и Смолы, которые семеновцам попались. Может хоть дурь из башки вытрется, пока проповедовать будут.
М-да, народу много набирается, Долгорукову придется флотилию где-то брать, но это его проблемы, где он до мая корабли, да еще на наших условиях возьмет. Или так, или плаха, это я к тому, что у любого человека обязательно должен быть выбор, не так ли? Он же не один по Голландиям шляется. Ему любезно Миних компанию составляет вместе с тремя ротами ингерманландцев. У меня же было всего несколько требований: кроме обучения наших моряков хождению по океанам, и обучению капитанов, привезти саженцы гевеи и обеспечить их выживаемость. А дальше, пускай крутятся, как хотят. Нет, если им удастся, то всестороннюю помощь они получат – это даже не обсуждается. Но пока сами, только сами. Где мы будем гевею культивировать я пока не думал. Нужно сначала саженцы получить жизнеспособные.
Почему я отправил Долгорукова в Голландию? Все просто, я прекрасно знаю психологию. Пришлось научиться, причем именно здесь, применив на практике все то, что так упорно игнорировал при собственном обучении. Я предполагаю, что куда-то, где нет приличной бухты и неподалеку пресной воды ни один капитан не поведет свои суда, тем более, что даже не для своего государства. И высадятся наши переселенцы не в пампасах, а гораздо севернее, именно там, где мне и надо.
Жестоко? Ну а как еще идиотов учить?
Остальные участники заговора пока сидят в застенках у Ушакова, следствие еще не закончилось, и их судьба пока туманна, хотя от тех перспектив, которые у меня на уме я пока что не отказываюсь.
— Государь, ты же к Лёвенвольде на ассамблею сегодня идешь? — Митька поставил кофейник и подошел ко мне, преданно заглядывая в глаза. Я только кивнул, не отвечая. — Слыхивал я от горничной его супружницы Настены, что сегодня можешь ты скоморохов графских не увидеть. Граф сам будет гостей развлекать.
— И что же со скоморохами случилось? — я повернулся и посмотрел на него с любопытством.
— Ушли в крестьянские платья переодетые, да не куда-нибудь, а в Лифляндию, к брату своему старшему Карлу Густаву, по делам неведомым.
— О как, — я присвистнул. — Ну что же, раз мой бывший воспитатель так прыток, то и дело ему следует подобрать такое, ему под стать. Соловьев с Матюшиным на ассамблее будут?
— Много кто будет, — Митька хмыкнул. — Как узнали, что надоело тебе, государь, только делами заниматься, повеселить дух юный пожелал, поплясав на ассамблеи, то тут же за приглашения битва едва ли не Куликовская началась. Слишком ты от двора отстранился, негоже это.
— Учту, — я кивнул. Не будем пренебрегать добрым советом, даже если его дает простой слуга.
В дверь постучали, и, не дожидаясь приглашения войти, в кабинет ворвался растрепанный Репнин. Я только покачал головой. Не на то, что без приглашения – этот момент был нами оговорен. Пока рабочий день в разгаре, а работал я аккурат до семи часов вечера, то и для адъютанта моего вход без каких-либо преград должен быть. Ежели я с дамой изволю развлекаться, и Репнин застанет меня без штанов – то это мое личное дело, и мой косяк, запираться перед таким надо, а не голой жопой потом сверкать. Вот в спальню ко мне, без дозволения только Митька может ввалиться. А в кабинет человек пять точно.
— Ты пошто такой встрепанный, словно подрался по дороге, — я поджал губы.
— Шапку потерял на ходу, да волосья ветер растрепал, галопом же скакал, — развел руками Репнин.
— И что же, Юрий Никитич, такого важного ты где узнал, что в галоп по улицам Москвы захотелось?
— Ответ от Меншикова пришел, курьера по дороге перехватил, — и он достал пакет, запечатанный сургучом. Я тут же выхватил у него из рук бумаги и принялся читать. Дочитав до конца, опустил письмо и улыбнулся. — Александр согласился. Только вскользь упомянул, что насчет английских банков мы ошибаемся, в других банках отец его кубышку заделал, но это уже не суть, разберемся. Готовь приказ о возврате семейству Меншиковых Алексеевского дворца со всем его содержимым, а также деревни Горенки с крепостными. Возвращается звание прапорщика Преображенского полка. Опять этот Преображенский полк, — я остановился, но переведя дух продолжил. — Так, возвращается звание прапорщика и титул князя потомственный. Александру, сестру его, приблизить ко двору. Как только появится у Российской империи императрица, назначить статс-фрейлиной при императрице. Взамен Александр Александрович обязуется открыть доступ к счетам отца Александра Данилыча в иноземных банках. Записал? — Репнин кивнул. — Отлично. Завтра утром отдашь на подпись и отправляй нарочных за сиротами. Да проследи, чтобы дворец в порядок привели и какое-никакое имущество назад вернули.
— Сделаем, — Репнин, сыпанул песком на лист, который заберет с собой, и свернул его трубочкой. — Я курьера перехватил, когда из мануфактур ехал. Там шум и гам стоит до потолка. Опять тот самый ткач отличился. А теперь лаборатория, тобой организованная вцепилась мертвой хваткой в дело его криворукости с одной стороны, староверец Игнат, что у тебя чаи распивал, с другой, а с третьей хозяин сидит и волосы на голове рвет, не зная, как тебе о случившемся доложить.
— Да что у них там произошло? — у меня просто засвербило от любопытства в одном месте.
— Этот идиет покрашенную основу умудрился в плавленом воске извозюкать, когда к станку своему нес. Никому не признался и пустил в дело. В итоге ткань получилась странная, но со своей изюминкой.
— Я этого убогого скоро награжу, — я хмыкнул. — А Игнат, значит, распробовал и все себе хочет заграбастать?
— Не просто заграбастать, он же ту партию под видом брака купил. Ее хотели сперва испанцам втюхать, но староверы перехватили.
— Охренеть, — я только руками развел. — В общем так, ткань отдать в лабораторию, пущай дорабатывают. На нее налагаю запрет на продажу до получения конечного результата, а когда результат будет получен, оценю и уже дальше решу, что делать. Игнат перебьется. Пущай латекс на новом месте осваивает, — последнюю фразу я пробормотал себе под нос, чтобы даже Репнин не расслышал. — И еще. Раз они такие вумные, что ткань в воске купают, вот, — я протянул ему отрезок провода, который мне просто жить не давал. И каждый день все больше и больше убеждал меня, что без качественной связи никуда. — Это нужно сделать так, чтобы ни одна проволока не промокла, даже, если на них дождь пойдет. Пусть хоть черта лысого в воске купают, но результат должен быть готов уже через месяц. Иначе все пойдут нахрен, дармоеды. Газета готова?
