— Так, поправь меня, если я тебя неправильно понял, — сильно растягивая слова, проговорил я. — Это моя комната? — она кивнула. — Она была мне выделена, и здесь даже мои вещи лежат, в коих я спать собирался ложиться, все правильно? — Лиза снова кивнула. — Тогда ответь уже на вопрос, что ты здесь делаешь?!
— Я есть хочу, — Елизавета насупилась, а затем снова посмотрела на стоящие перед ней блюда, выбрала куриную ножку и принялась ее обгрызать. — На меня весь обед смотрел этот старый козел Август. Мне даже показалось, что еще немного, и он попробует меня облапить. У меня кусок в горле застревал, и я почти ничего за столом не съела. Да и комнаты мне выделили совсем недалеко от королевских покоев. Вот я и подумала, глядючи, как ты с графиней этой едва не в обнимку уходишь, что твоя комната будет сегодня свободна. Расположена она далеко от апартаментов высокой знати, и ежели я в нее проскользну незаметно, то вполне смогу спокойно остаток ночи до подъема проспать. А попробуй Август в мою опочивальню ломиться, да не найдя никого, сразу подумает, что я сладко провожу время с кем-то из сопровождения.
В это время дверь толкнули, и я вынужден был отойти в сторону, чтобы дать возможность личной служанке Елизаветы просочиться с ведром горячей воды в комнату.
— А вот это тебе зачем? — я указал на ведро.
— А это ты во всем виноват! — Лиза ткнула в меня пальцем. — Со своим дурацким указом! Мало того, что я вынуждена была все свои духи выкинуть, так еще и платья теперь женщины вынуждены шить из более легких материалов, а самые смелые уже и от фижм отказываться начали, чтобы платья чистить было удобнее, и выглаживать. А все твои нюхачи, что указом возле каждого дома трясут. Но и этого мало, теперь, я привыкла к омовениям, при-вы-кла! И теперь мне дурно становится, ежели я их пропускаю, мне даже Михайлов с плетью снится в такие ночи.
— Ну у тебя и фантазии, — пробормотал я. — Это вертеп какой-то. Я всего лишь хотел вас всех уберечь от ядов, которыми так удачно научились пользоваться, а теперь я во всем виноват оказался. У одного не стоит, и тошнит от местных барышень, второй фантазии срамные с Михайловым в заглавной роли спать не дают, а виноват в этом я. Просто отлично, — и я вышел, хлопнув дверью так, что Ксана вздрогнула, и едва воду не пролила, которую наливала в это время в таз.
Постояв посреди коридора, я поплелся обратно к Шереметьеву, комнаты которого находились как раз в тех самых уголках дворца, выделенных для знати. Практически во всех нишах, мимо которых я проходил, слышалась какая-то возня. Дворец, похоже, спать не собирался и предавался повальному греху. Если честно, то мне самому захотелось вымыться после всего увиденного и услышанного.
На мой стук в дверь снова выглянул Петькин денщик. Посторонившись, он дал мне пройти, после чего закрыл дверь, заперев ее, и побрел на свою кровать, которая была поставлена в гардеробной. Петька уже лежал в постели, но еще не спал. Раздеваться я полностью не стал, лишь стянул камзол, сапоги и снял перевязь. Оставшись в одной сорочке и штанах, я грубо ткнул удивленно смотрящего на меня Шереметьева в бок.
— Подвинься, — после этого завалился поверх одеяла и практически сразу уснул, и мне в этот момент было наплевать, кто и что может обо мне в этот момент подумать.
Глава 16
От замка Гогенцоллернов я вышел на Унтер ден Линден и огляделся по сторонам. Неподалеку от места, где мы сейчас стояли, раскинулся огромный парк, но мне он был в данный момент неинтересен. Если информация, которую раздобыл Петька верна, то нужно пройти по улице вдоль Цойгхауза и свернуть во второй поворот. Маленькая улочка, которой даже названия еще не придумали, должна закончиться тупиком, и вот тот дом, который этот тупик образует, нам и нужен. На схеме была схематически показана дверь, значит вход в здание расположен со стороны тупика.
— Государь, разумно ли ночью ходить по городу? А коли на лихих людей нарвемся? Ежели их много будет, то я не смогу защитить тебя, — гвардейцу моей личной охраны, сопровождающему меня в этой поездке, было явно не по себе. Он вовсе не жаждал авантюрных вылазок, и, вероятно, с ужасом представлял себе ситуацию, в которой в ходе уличной стычки я случайно погибаю, а он почему-то нет. В этом случае ему нужно будет или в бега подаваться, или руки на себя накладывать – все будет безболезненнее.
— Не пори чушь, Михайло, — на улице было темно, фонарей, освещавших Берлин еще не было предусмотрено, во всяком случае здесь, где еще совсем недавно шло большое строительство большого арсенала для нужд огромной армии. — Какие лихие люди могу быть возле Цойгхауза? Ай, зараза, — я с остервенением тряхнул ногой. Теперь я прекрасно понимаю, почему европейцы все остальным видам обуви отдавали предпочтение именно ботфортам. Во всяком случае то дерьмо, в которое я только что наступил, с малой долей вероятности внутрь сапога попадет.
Весна как-то слишком уж неожиданно заявила о себе, застав нас всех врасплох. Как только мы пересекли границу Речи Посполитой, так сразу же на нас обрушилось яркое солнце, заставившее вылезти из шуб и мехов. И все бы ничего, но в то время, как мы подъехали к границам Пруссии, начали падать дороги. Кто сказал, что в Европах были хорошие дороги? Я лично хочу посмотреть этому проходимцу в глаза. Хорошо еще, что тракт окончательно превратился в практически непроходимое грязевое болото, когда мы уже подъезжали к Берлину, но та пара оставшихся миль, запомнилась мне надолго. Кареты и телеги толкали все вместе, я тоже не остался в стороне. Самое поганое наступало в тот момент, когда колеса кареты вроде бы начали выбираться на твердое покрытие, лошади, почувствовав облегчение, рвались вперед и ты со всего размаху летишь прямо мордой в самую грязную и вонючую лужу, потому что карета – это единственное, что тебя держало в вертикальном положении.
В очередной раз выползя из грязи, сплевывая ее и зло отмахиваясь от бросившихся помогать подняться гвардейцев, я поклялся себе, что приму дороги, которые начнет вести Брюс-младший, только если смогу нормально и без подобных выкрутасов проехать, например, от Москвы до Новгорода. Все-таки мы сошлись на том, чтобы он под присмотром дяди сначала потренировался на дорогах до Урала, прежде чем отправится Сибирь осваивать.
Так что нечего удивляться, что по прибытию в Берлин нам даром не нужны были все торжественные ассамблеи, потому что мы неделю только отмывались и чистили извазюканные вещи. И лишь спустя неделю, наконец-то начали понемногу показываться при дворе Фридриха Вильгельма. Разместили нас во дворце кронпринца, но самого Фридриха мы практически не видели, он постоянно где-то пропадал, так что дворец был почти весь в нашем полном распоряжение. О дальнейшем передвижении не могло быть и речи еще пару недель как минимум, пока дороги не станут более-менее проходимы.
Фридрих Вильгельм быстро взял в оборот Румянцева и Шереметьева, Петька уже на стены пытался лезть, потому что ничего полезного от короля добиться было невозможно. Большую часть времени тот посвящал самолюбованию и демонстрации своей новой, такой замечательной армии, для которой вон, даже арсенал выстроили недалеко от дворца.
