Уже сейчас ему, а значит и мне, стало известно, что будет стоять на первом месте в требованиях французов при подписании брачного договора – ну тут сюрпризов никаких не ожидалось, это действительно был хотя бы нейтралитет Российской империи в отношении Польши и становлении Лещинского королем. Снова, потому что Станислав уже занимал эту невероятно почетную должность. В свою очередь Франция гарантировала теперь уже свой нейтралитет в разборках России со Швецией, и обещала сильно не пакостить, если начнутся осложнения с турецким диваном. Я также попросил Румянцева поставить одним из пунктов отказ от притязаний на Камбоджу. Французы пожали плечами и обещали подумать. У них там пока не было интересов, а то, что эти интересы начнут сильно расти через каких-то пятьдесят-шестьдесят лет, они даже не догадывались, пытаясь на сегодняшний день переварить Канаду и весьма ловко захваченные острова в различных морях и океанах. Подозреваю, что переговоры будут долгими, но за эту неделю основные пожелания учтутся и будут переданы Шетарди через очередного помощника, которого отправят вместе с нами взамен слегка испортившемуся де Брильи.
В бальном зале, в котором проходила пьянка за здоровье отсутствующих молодоженов, было душно, несмотря на раскрытые окна. Невыносимо воняло очень несвежим потом и таким разнообразием различных духов, что, когда на небе зажглись первые звезды, а праздник все продолжался, и еще даже не было обещанного фейерверка, я почувствовал, что еще немного и где-нибудь рухну, потеряв сознание как самая чувствительная барышня.
Петьку окружили дамы, и он затравленно озирался по сторонам, ища защиты и поддержки, но я ничем не мог помочь другу, я и так весь вечер прятался за колонной, изображая ничего не понимающего чурбана, если кто-то из будущих придворных дам Елизаветы на меня случайно натыкался. Охота за всеми представителями русской миссии была объявлена нешуточная, даже за Румянцевым, которому уже полтинник стукнул, что было достаточно солидным возрастом для этого времени. Русские были диковинкой, настолько редко встречающейся в столице Франции, что заполучить в постель хоть один экземпляр становилось для придворных дам – делом чести. Особенно все оживились, когда на торжественной встрече нашей миссии удивленно увидели такое количество молодых офицеров сопровождения, да и вообще молодых русских дворян, самым старым из которых был граф Румянцев. Граф же Шереметьев так вообще пользовался повышенным спросом, и это, кстати, его пока спасало – повышенный спрос порождал невероятную конкуренцию, и он всегда сумел бы отбрехаться, что просто не смог выбрать самую красивую розу из этого цветника. Сильно от французов мы в плане одежды не отличались, а пребывание при французском дворе хоть и недолго заставило нас вытащить из сундуков помятые парики, чтобы хоть таким образом защититься от насекомых.
Представляю, как мы будем чиститься на первом же привале по дороге домой. Как бы стричься коротко не пришлось, используя вместо ножниц кинжалы.
Но духота нарастала, и я бочком-бочком выскользнул через распахнутое французское окно в парк.
На меня сразу же обрушилась прохлада. Весна в конце апреля все еще не давала жаре окончательно обрушиться на Париж, делая жизнь в нем совершенно невыносимой. Так, например, ночи все еще были довольно холодными, и придворные не разъезжались по своим имениям, спасаясь от смрада большого города на лоне природы. Вдохнув полной грудью, я прошел немного по темной аллее, стараясь не уходить далеко, потому что про этот парк ходили различные слухи и не все они были веселыми.
— Ох, это же были мои новые чулки, — раздавшийся неподалеку нежный женский голос заставил напрячься. Подсознательно я ожидал, что ему вторит мужской, но ничего подобного не происходило, и это было как минимум любопытно. — Да еще и кровь, ну почему я такая неуклюжая?
Любопытство усилилось, я сделал несколько шагов по тропинке, которая делала резкий поворот под углом в девяносто градусов, где я сразу же наткнулся на сидящую прямо на тропинке девушку.
— Что с вами приключилось, мадмуазель? — я присел на корточки, чтобы не напугать ее, возвышаясь всем своим немалым ростом.
— Ой, — она шарахнулась от меня, и тут же всхлипнула, хватаясь за колено правой ноги.
— Тише-тише, я вовсе не хотел вас пугать, просто меня не учили проходить мимо попавшей в беду женщины, — я поднял руки в универсальном жесте, показывающим добрые намерения. — Я так понимаю, вы упали? — она кивнула. В ярком свете луны парк выглядел все более интересным: одновременно зловещим и романтичным. А раздававшаяся из замка музыка лишь усиливала впечатления. — Позвольте вам помочь, — я встал и решительно протянул ей руку. Она недолго колебалась, затем вложила свою маленькую изящную ладошку в мою ладонь, которую от мозолей не спасали даже перчатки. Хорошо хоть от настолько долгой верховой езды ноги колесом не выгнуло. — Здесь недалеко я видел беседку. Если вы позволите, мы расположимся там, и я помогу вам осмотреть повреждения. Они могут быть довольно опасными, знаете ли.
— Вы один из русских офицеров, сопровождающих герцогиню Орлеанскую? — девушка поднялась и тут же охнула, но я подхватил ее за талию, помогая устоять на ногах.
— Да, разрешите представиться, подпоручик Петр Михайлов, — держать ее было приятно. Девчушка была совсем молоденькая, худенькая, но у нее была теплая, нежная кожа, а еще от нее пахло свежескошенной травой. Да она бунтарка, которая похоже свалила из замка, чтобы искупаться в каком-нибудь из многочисленных прудов, разбросанных по парку. За прудами следили гораздо более тщательно, чем за собственным телом, чтобы золотые рыбки, невероятно чувствительные к различным загрязнениям, не передохли.
— Я увидела какую-то тень, когда возвращалась от… — она закусила губу, а затем гордо вскинула голову и продолжила. — Я купалась в озере, возле павильона Венеры, — я хмыкнул, ну вот, как хорошо оказаться правым. — Вас это не шокировало?
— Нет, — я негромко рассмеялся. — У нас в России действует строгий приказ императора, говорящий о том, что тело должно содержаться в чистоте, а нарушившего приказ ждет наказание. Вот граф Шереметьев однажды оказался на конюшне и отведал плетей, когда осмелился явиться ко двору, не освежившись перед этим.
— Правда? — в голосе девушке послышался смех. — О, я буду смаковать эту новость, правда, мне никто не поверит, — она вздохнула. — Да и рассказывать мне ее особо некому. Я практически не жила в Париже и у меня нет здесь подруг.
— И где же вы приобрели эти замашки русалки? — мы добрались до беседки, и я помог ей сесть на удобную лавочку, размышляя, каким образом задрать ей юбки, чтобы осмотреть рану и не напугать до полусмерти, потому что она точно подумает, что я хочу совершить над ней насилие.
— Я воспитывалась в монастыре кармелиток, что в Булони. Там были строгие нравы, и сестры заставляли нас дважды в день мыть руки, лицо и шею, а когда… эм, — она замялась, но потом продолжила говорить, хоть тема была крайне деликатной. Я даже головой покачал, надо же какая сила духа. И тут же одернул себя, осторожней, так можно и голову потерять. — Когда у девушек проявлялись их женские дни, сестры заставляли скоблить тело почти ежедневно, чтобы смыть с себя все следы первородного греха и убрать женскую сущность. Вот только мы привыкли, — она снова вздохнула. — Как оказалось, очень сложно не бежать к тазу, хоть и с ледяной водой, чтобы утром не умыться. Но священники, да и лекари говорят, что это вредно, что монастырь защищен святостью сестер, а в светских обителях открытые поры становятся открытыми воротами для болезней.
