— Я вижу, что посетители иногда расплачиваются какими-то бумажками, — я кивнул на бумажные ассигнации, которые в это время нес слуга, обслуживающий посетителей в зале. — Что это?
— О, вы не знаете? Издалека едете? — управляющий всплеснул руками.
— Из Польши, войска на зимовку встали, а мы у генерала Салтыкова на побывку выпросились, — я пил горячий сбитень под сдержанные всхлипывания Петьки, который мужественно пытался не заржать в голос. — Так что это? Какие-то долговые обязательства?
— Это государственные ассигнации, — покачал головой управляющий. — Ими сейчас часто путешественники расплачиваются, возить их дюже удобно. Удобней, чем золото и серебро, да и прятать лучше. Вдруг тати какие по дороге шнырять надумают? Вы кушать-то что будете? У нас даже есть царское блюдо, запеченный картофель, — понизив голос заговорщицки поведал управляющий. — Говорят, что сам государь Петр Алексеевич в обязательном порядке его употребляет, и поэтому бешеный успех у дам имеет. Вот давеча невеста его прибыла из самой Франции. Так к государю прикипела, что не выдержало сердечко девичье разлуки, решила хоть при бабке государя в монастыре Новодевичьем, зато близко от милого.
— И конечно, ежели бы царь картоху не жрал, то и невесту пришлось бы силой из Франции везти, — философски заметил Митька, мы же с Петькой переглянулись и все-таки заржали. Управляющий смотрел с укоризной, я же махнул рукой.
— Неси. Хочу, как государь стать, чтобы девки сами за мной бегали, и из дальних мест приезжали. Да, когда принесешь, расскажешь, что за столбы вдоль дороги понаставили.
— А вот тут я, твоя милость, сам не ведаю. Брюс тут чего-то колдует, не зря его колдуном-чернокнижником кличут. С каким-то ученым мужем иноземным все вокруг энтих столбов ходют, да в каких-то бумагах что-то отмечают. Веревки какие-то по столбам тянут. Так тепереча дорожные должны не только за самой дорогой следить, но и за веревками энтими. Чтобы нигде не провисли, нигде, упас Господь, не оборвались. А на каждой станции по три новых служащих добавилось. Кто сидит и ждет, ежели рабочие про обрыв весть принесут, а кто какую-то машину, стучащую, настраивают. Говорят, что скоро сообщения можно будет быстро передавать от одной станции к другой.
Неужели у них получилось? Вот это действительно шикарная новость. Я даже глаза закрыл от нахлынувших чувств. Молодцы. Картоха же оказалась выше всех похвал. Я, когда уезжал, еще и серебрушку сверху накинул, сказав, что, поев сие блюдо, действительно себя царем почувствовал.
Оказавшись в Москве и немного отдохнув, приведя себя в порядок, первое, что я сделал, это бросился искать Брюса. Нашелся он в своем училище, где отроки как раз на уроке немецкого языка присутствовали. В этом году был набран только один класс. Крестьяне еще толком не прочухали что к чему, поэтому и сильного энтузиазма не наблюдалось. Брюс сразу же задавать вопросы по телеграфу не позволил, а потащил показывать свое хозяйство. Во время этого незапланированного визита я до смерти напугал учителя немецкого языка, худощавого немца из Немецкой слободы, и вызвав просто невероятное возбуждение у учащихся. Чтобы не стоять столбом, я задал несколько легких вопросов ученикам по-немецки, и, выслушав немного неуверенные, но, тем не менее, правильные ответы, похвалил и ребят, и учителя, который едва в обморок не свалился. Решив, что хорошего понемногу, я посмотрел на туалетные комнаты, уточнил насчет водонапорных башен, которых пока на всю Москву не хватало, но работы велись почти до самых морозов и планировались продолжиться на следующий год. И только после этого потащил Брюса в его кабинет, показывать и рассказывать мне, что у них в итоге получилось.
В общем-то, почти все совпадало с моими представлениями о телеграфных станциях, кроме одного – расположение как самих столбов, так и принимающих станций. Еще когда мы подъезжали к Москве, эти расположения показались мне странными. Повертев в руках схематический набросок, потому что карты и чертежи находились в лаборатории при мануфактуре, я просто отложил рисунок в сторону и прямо спросил у Брюса.
— Что вы использовали в качестве основы, для расположения основных узлов?
— Сечение Фибоначчи, государь, — с готовностью ответил Брюс. — Мы решили, что подобное положение будет оптимальным, потому что…
— Потому что через один они будут находиться на одинаковом расстояние друг от друга. А между ними встанут вспомогательные стабилизирующие сигнал узлы, — пробормотал я, прикрыв глаза. — Это странно, но может сработать. Продолжайте. Когда хотите провести первые испытания?
— После святочной недели, государь Петр Алексеевич. Если все пойдет как надо, то в самой Москве, и до Новгорода, включая стоящие по ходу городки и крупные села, уже к маю месяцу появится стабильная связь.
— Это самая хорошая новость за последнее время. Благодарю за службу, Яков Вилимович, ежели все получится, и твой племянник способствует этому, то не сомневайся, вас всех ждет награда. А племянник сможет уже не бояться за свое будущее, потому как прощен будет по всем статьям, — с чувством пообещал я.
— Не за награды мы стараемся, государь Петр Алексеевич, а лишь неизведанное, что станет в итоге нам доступно, будит лихорадку познания. То, что ты затеял – великая вещь и благое дело, и если оно удастся, то память о помощниках твоих скромных останется в веках, а что еще нужно?
— Награда. Еще нужна награда, чтобы радоваться сейчас, — я улыбаясь похлопал его по плечу и направился к двери. Тщеславие тщеславием, а подобные вещи нужно подкреплять материальными благами. Не слишком часто, а за действительно выдающиеся заслуги. Может премию какую учредить ежегодную? Ну а что, составим конкуренцию Нобелю?
Следующим моим визитом стал Новодевичий монастырь, куда меня… не пустили.
— Да как так-то? — я в сердцах пнул тяжелую дверь, оббитую полосами железа. — Эй, я вообще-то император Петр, открывайте!
— Мы прекрасно знаем, кто ты, государь Петр Алексеевич, — мать Олимпиада лично вышла к воротам, утихомиривать слегка расстроенного царя. — Но сейчас нельзя войти сюда мужчине.
— Хорошо, а когда будет можно? — я смотрел на миловидное лицо и пытался понять, что побуждает женщин отречь все земное и стать монахинями.
— Я не могу сейчас ответ дать, государь.
— Я ведь могу заставить вас открыть мне двери, — помимо воли в моем голосе прозвучала неприкрытая угроза.
— Можешь, государь, — мать Олимпиада была сама кротость. — Но я буду молить Господа нашего, чтобы не допустил он падения твоего.
— Тьфу ты, — я отвернулся, думал пару минут, затем снова повернулся к игуменье. — Филиппа – не ваша послушница. Она вполне может посещать светские мероприятия.
— Разумеется, — мать-игуменья пожала плечами. — Ее высочество никто не держит здесь силой. Это ее решение не встречаться пока с тобой, государь Петр Алексеевич.
— Вот это новость, — я раздраженно стукнул в дверь теперь уже кулаком. — Хорошо. Тогда передай моей невесте, мать Олимпиада, что приглашаю ее посетить ассамблею у князя Черкасского, которую он ежегодно проводит на свои именины. Она состоится через десять дней. Если она согласится, то я пришлю за ней карету, которая доставит ее обратно не позднее полуночи. Такие условия приемлемы?
