— Это очень странная история, — Филиппа поднесла руку ко рту и прикусила согнутый указательный палец. Мне это зрелище показалось настолько сексуальным, что я едва не потерял нить разговора. — Каким-то образом твой дед выяснил, что много младенческих смертей происходит не просто так, что младенцев умерщвляют сразу после рождения и делают это повивальные бабки с молчаливого согласия родни. Пуповиной, — она вздохнула. — Именно поэтому их часто зовут именно для перерезания пуповины…
— Господи, — я вытащил руки из-за головы и энергично протер лицо. — В каких условиях это происходит?
— Если какое-то уродство у младенчика, шесть пальчиков или губа, как у зайца, — голос Филиппы дрогнул. Ей очень нелегко давался этот разговор. Она была слишком молода и тем не менее не могла не задумываться о нашем ребенке, а тут такие страсти. — А еще, ежели девка нагуляла дитя без мужа, или много детей в семье, а родилась опять девочка… — она не выдержала и замолчала. Я ее не перебивал, дал собраться с мыслями. Скорее всего, в указах деда были преувеличения, он любил гротески, но даже, если часть из этого правда… Господи, какого было этой девочке читать подобное? А ведь и в ее родной стране наверняка обстановка не лучше. Зато теперь я прекрасно понимаю, почему среди населения Российской империи практически не было физических уродств, если только приобретённые — просто этим детям не давали шансов, чтобы выжить. Несколько раз вдохнув и выдохнув, Филиппа продолжила. — Твой дед велел переписать всех повивальных бабок и выпустил следующие указы: за умерщвление дитя — смертная казнь даже без суда, и еще один, все бабы должны рожать в гошпиталях под присмотром лекарей и переписанных повитух. И ежели рождается кто, с шестью пальчиками, но в остальном здоровый, али не нужный ребеночек, то мать выгонять после того как от родов отойдет, а ребеночка до месяца содержать в гошпиталях на специальных зазорных койках. Он указом повелел койки специальные оставлять для таких вот детей, кои потом в приюты при монастырях передаваться будут, их тоже четыре открыто за счет монастырских да казенных денег, там такие вот сироты при живых родителях и проживают, и отдельно для рожениц, как бабские повивальные койки, или как-то по-другому, я не запомнила, — и Филиппа выдохнула. — Только мало какой из этих указов как надо работает. Но все равно сейчас лучше стало. Не всех детей за ненадобностью умерщвляют, сейчас их на специальное крыльцо или богаделен, или приютов подбрасывают.
— Значит, будем заставлять указы работать, — я лег на бок. — Завтра принесешь мне проект, я посмотрю. Да подумаю, как такую задумку грандиозную, кою дед задумал, осуществить, точнее, продолжить.
— А почему в газете мой указ представили так, будто он уже утвержден? — Филиппа продолжала хмуриться.
— Потому что они не понимают разницы между составлен, передан на рассмотрение и утвержден, — я улыбнулся и протянул к ней руку. — Иди ко мне, а то скоро вставать, а я нахожусь в несколько печальном положение…
Утром я встал бодрым и прекрасно отдохнувшим, несмотря на то, что ночью практически не спал. Встав так, чтобы не разбудить Филиппу, я ушел, давая ей выспаться. В бальной зале меня уже ждал хмурый Петька. Обнажив шпагу, я встал напротив, подняв оружие.
— Ан гард, — учитель фехтования месье Руже, известный бретёр всегда наблюдал за моими тренировками, иногда поправляя и ставя удар, если он с его точки зрения не вполне совершенен. — Алле!
Петька атаковал первым. Отбив пару ударов и едва не пропустив один, я отошел на исходную позицию.
— Воспитывать будешь? — Петька смахнул с брови капельку пота и поднял шпагу.
— А есть за что? — я усмехнулся и сделал ложный выпад, а потом контратаковал. Петька едва успел закрыться, но кончик моей шпаги распорол шелк рукава его рубахи. В последнее время нам не хватало адреналина, и мы сражались на настоящих шпагах. Возможно, месье Руже начал присутствовать на тренировках из-за этого. Мы снова на позициях.
— Алле! — прозвучала команда, но никто из нас не спешил атаковать, внимательно поглядывая на соперника. Петька не выдержал первым и сделал выпад, который я довольно легко отбил.
— Я не хочу портить отношения с князем Черкасским, — предупредил я, и наши шпаги столкнулись, зазвенев и завибрировав.
— Я тоже, — Петька в этот момент уходил от моей атаки, поэтому слова были немного смазаны. — Если я испорчу с ним отношения, то он даже не станет рассматривать вариант меня в качестве зятя.
— Значит, решил свататься? — лязг металла ненадолго прервал наш разговор. Петька удвоил натиск, и я вынужден был отступать, чувствуя, как по спине течет ручеек пота. Когда казалось, что он вот-вот обозначит смертельный укол, я из очень неудобного положения сделал финт, и шпага вырвалась из Петькиной руки. — Туше, — кончик моей шпаги уперся прямо в центр грудины Шереметьева. Зафиксировав касание, я опустил шпагу, предварительно отсалютовав Петьке.
— Решил, — он кивнул, вытирая потный лоб. — Негоже друзьям от государя своего отставать в таких делах.
— Я хочу сам сватать тебя идти, — объявил я опешившему от такого заявления Петьке. — По всем правилам и обычаям. «У тебя товар, у нас купец». Это будет весьма интересный и полезный опыт.
— Хочешь повеселиться за мой счет, государь Пётр Алексеевич, — пробурчал Петька, насупившись, глядя на мою смеющуюся рожу.
— Хочу, — я не стал отрицать очевидного. — А еще я думаю, что это очень удачная партия для тебя.
— Я тоже так считаю, — и Петька снова вытер лицо.
— Иди помойся, а то как зазнобе попадешься воняющий, аки козел, — я протянул шпагу Роже. — Спасибо.
— Это был прекрасный бой, ваше императорское величество, — он раскланялся, я же только кивнул в ответ и вышел, чтобы тоже смыть с себя пот и следы прошедшей ночи.
После завтрака, пройдя в кабинет, я увидел Митьку, сидящего на своем законном месте.
— О как, я тебя уже простил? — я подошел к его столу и сел на стоящий рядом с ним стул.
— Похоже, что так, — Митька отложил в сторону бумаги, которые в этот момент разбирал. — Поздравь меня, государь Пётр Алексеевич, я теперь масон и мастер Московской ложи.
— Поздравляю, — я протянул руку и хлопнул его по плечу. — А меня к себе возьмешь?
— Буду присматриваться, прежде чем решить, подходишь ты нам, али нет, — важно протянул Митька, а мне захотелось его треснуть чем-нибудь тяжелым.
— Я упрощу тебе задачу, — я поднялся и посмотрел на него с насмешкой, — пиши назначение своему патрону, в Астрахань. Я его назначаю ответственным за создание оборонительных линий супротив крымчаков, под названием, ну, скажем, «Вольная каменская», — и заржав, направился к дверям своего кабинета. — Лерхе ко мне, как можно скорее. Хочу загрузить его дополнительной работой в добавок к уже существующей.
— Тут такое дело, государь, — Митька убрал с лица улыбку и стал предельно серьезным. — Меншиков Александр Александрович, с сестрицей Александрой Александровной прибыли не далее, чем позавчера. Дома у них нет, я приказал, пока тебя, государь, не было, поселить их в южном крыле. Да вместе с ними Бакунин наконец-то объявился.
