— Я не беспокоюсь, вот об этом точно нет у меня волнения. Знаю, что все будет обеспечено по первому требованию, чай действительно не на морскую прогулку на яхте отправляемся, — спокойно ответил Иван. — Флотилия пойдет из Черного моря?
— Вряд ли, там сейчас пока слишком неспокойно. Все друг с другом что-от делят, просто удивительно, что творится, — я покачал головой, а Ванька покосился на меня, но ничего не сказал. — С казачками-то справишься, коли все же решу благословить эту вольницу под зад своим императорским пинком, на новые земли?
— Ежели со староверами, кои на одном борту с духовенством расположились, справился, то уж с этими сам Господь велел, — он криво усмехнулся, а я остановился, вынуждая остановиться и его тоже. Охрана тут же образовала вокруг нас полукруг, соблюдая, однако, личное пространство. Михайлов не прекращал совершенствование охраны августейшей семьи, и, если его же подчиненные его в итоге не прикончат, сможет считаться отцом-основателем этого непростого дела.
Вообще, все мои ставленники быстро разбирались в назначенных им делах. Пыхтели, но справлялись, да и еще умудрялись какие-то новшества вводить. Вот, например, Радищев начал осваивать криминалистику, при этом не лез в те дебри, кои ему пока неведомы, а с простейшего начал, с опросов возможных свидетелей. Точнее, даже не он, а один из его полицейских однажды без всякой надежды спросил сидящую у окна бабку, а не видела ли она того татя, который обобрал подвыпившего купца Нейминова, возвращавшегося навеселе домой. А она возьми да и скажи, что видела. Да еще и описала его так, что узнать было легко этого известного в полицейском ведомстве молодчика. А Радищев не дурак, тут же внес этот пункт в обязательные к исполнению, для такого вот выяснения и даже термин придумал «выспрашивание». Немного непривычно для моего слуха, но я со своим самоваром давно уже никуда не лезу. Максимум ученым мужам чем-то помогу. Как например намедни не удержался и дописал формулу длины волны света, добавив непонятную еще частоту. Эйлер потом вместе с обоими Бернулли голову ломали над тем, кто это сделал. В итоге сошлись на версии, что какой-то самородок из студентов. Но дело-то пошло куда как веселее после этого и вплотную приблизило младшего Бернулли к разложению света на спектры. Термин «дисперсия» был введен Ньютоном, который вплотную занимался светом, но он так и не дошел до волны, а вот Бернулли вот-вот дойдет, и это станет существенным прорывом. А там и до открытия гелия зацикленным на создании чего-то, похожего на дирижабль, Эйлером недалеко. И я ничуть не сомневался в способности Ваньки держать в кулаке толпу. Но с собой я его потащил вовсе не за тем, чтобы разговаривать про его предстоящее вскорости отплытие, а для того, чтобы выпороть без свидетелей.
— Ага, значит, с казачками справиться сумеешь, — я задумчиво изучал его лицо, на котором уже начала появляться слабая пока тревожность. — А вот с головой со своей железной договориться ну никак не в силах.
— В чем я на этот раз провинился перед тобой, государь Петр Алексеевич? — и он склонил голову. Надо же, когда прижмет, он быстро соображает, и покаяние умеет мастерски изображать.
— Да в общем-то, Ваня, не слишком во многом, старые грехи ты, вроде бы, искупил уже. А вот из новых в тебе проявилась чрезмерная забывчивость. Так, например, ты забыл сообщить мне с курьером, после взятия Черкасска, что жив, и что Шереметьев жив, токмо покалечен немного. И я хочу сейчас знать, Ваня, энто ты просто «забыл», али «забыл» с каким-то умыслом не слишком добрым?
— Окстись, государь, — Ванька побледнел и отшатнулся от меня, а ближайший охранник положил руку на рукоять сабли, которыми Михайлов, после долгого раздумья снабдил своих подчиненных, говоря, что она удобнее для того, чтобы действовать быстро. — Да я Петьку на себе почитай тащил верст не считая, как я мог о какой-то хуле при этом думать?
— Вот и я думаю, что не мог, — ответил я, делая знак встрепенувшейся охране, чтобы откатили назад. — Как он обосновал свое желание не докладывать мне о своем увечье? — Долгорукий вздрогнул и пристально посмотрел на меня.
— Откуда, государь, известно тебе, что это Петька упросил меня Христом-Богом обождать с докладом?
— Тоже мне, тайна великая, — я хмыкнул. — Это очевидно, Ваня. Говори, пошто повелся на его речи, и скрыл от государя своего правду о вашем спасении?
— Не хотел Петька, чтоб Наташа прознала, — нехотя ответил Долгорукий. — Боялся, что сама примчит, да Варвару Черкасскую за собой потащит. А ить мы долго не знали, выживет ли он вообще, да ногу ли сохранит… Ну а когда на поправку пошел, так и ехать надобно было уже, что толку гонца гонять?
— Понятно, — я развернулся и медленно продолжил прерванный путь вдоль парников. — Я тебя генерал-губернатором назначил новых земель. Ежели что еще сумеешь присоединить, не стесняйся. Главное, чтобы людишек тебе хватило.
— Мы с местными навроде бы сошлись, можно их к Российской империи привлечь. Все же защиту мы можем им дать супротив испанцев. Да и попы не слишком дурные с нами пошли да за долгий путь со староверами-то смирению выучились. С плеча рубить не будут, не фанатики как-никак, так что, вполне может кого и в веру православную перекрестят, — новость о назначении он воспринял почти спокойно, но складка между бровей говорила о том, что он все понимает, особенно то, что это вовсе не синекура и пахать придется, что тому каторжнику на галерах.
— Это хорошо. Казаков по большему случаю на островах сели. Там корсары воду мутят, а эти смутьяны уже показали, что им все равно, кому глотки резать, вот пущай удаль молодецкую на деле покажут, — я развернулся и направился к выходу, на ходу осматривая все новые парники.
— Значит, пустое это, что Сечь ты разрешишь восстановить, — Иван успокоился и теперь шел рядом предельно внимательный и сосредоточенный.
— Ну а ты как думаешь сам-то? — я вздохнул. — Никогда это я больше не повторю, и ты не смей, но где-то я даже признателен крымчакам, что такую занозу от нас вытащили. Ежели бы не они, то нам самим с Сечью пришлось бы разбираться, а тут вона как удачно вышло.
— Это… — Иван кашлянул. — Я не скажу, не сумлевайся. Вопрос дозволишь задать? — внезапно спросил он.
— Задавай, — я с любопытством покосился на него, ожидая, что же Долгорукий может у меня спросить.
— Послов Валахии и Молдавии, государь, долго еще мурыжить будешь, али примешь уже? — да, я чего угодно ожидал, но не этого.
— А что, уже и до тебя добрались? — я усмехнулся.
— Добрались, — Ванька шею потер, и сконфуженно улыбнулся. — Помнят еще, что вес я имел подле тебя, вот и пришли на поклон, дабы я спросил, будешь ли ты их вообще принимать, али так и оставишь при новом министерстве сидеть? Своего посольства-то у них нет в Российской империи.
— Приму, — я пожал плечами. — Почему не принять. Вот только с размерами помощи определюсь, кою оказать им повелю, и сразу же приму.
— Помощи? А откуда ведомо-то тебе, государь Петр Алексеевич, что они будут помощи твоей просить?
— Это легко, Ваня, — мы как раз дошли до ворот, и я подошел к Цезарю, потрепав его по шее и скормив специально взятую с собой морковку. — Османы сцепились как бешеные псы, и им сразу стало слегка не до вассалов. Просить военной помощи они тоже остерегаются, потому как не ведают, кого из обоих совершенно законных султанов будут поддерживать их подопечные, а ну как на предателей нарвутся? И на фоне этой свары и вакханалии, эти самые вассалы приподняли головы, чтобы осмотреться вокруг и внезапно осознать, а ведь сейчас самое что ни на есть подходящее время, чтобы за независимость свою побороться. Хотя бы попробовать.
