Вернулся Гриб. Пинками и криками он заставил Клевер подняться на ноги и выгнал ее на улицу. Там стояла большая крытая повозка, доверху нагруженная крадеными сокровищами. На заднем сиденье стояла деревянная клетка с открытой дверцей.
Клевер сопротивлялась и брыкалась, но Гриб снова сжал ее, выдавив весь воздух из легких, и толкнул в клетку. Она была такой тесной, что пришлось сесть, плотно подтянув колени к груди. Встать на колени было невозможно, не говоря о том, чтобы выпрямиться.
Гриб захлопнул дверцу и, наклонившись, зашептал:
– Ты когда-нибудь видела, как свинья ест утку? Ноги первыми или голову, ей без разницы. С перьями и со всем прочим. Хруп, хруп. Не очень вежливо, но так обстоят дела. Жизнь – она такая: иногда ты свинья, а иногда – утка. Думаю, понятно уже, кто ты сегодня. Это не твоя вина, и поделать ты с этим ничего не можешь, так что особо-то не переживай.
Из окон верхних этажей на них смотрели испуганные соседи. Эти люди ничего не делали, только смотрели. От ужаса Клевер едва дышала, но сумела крикнуть:
– Пошлите за шерифом!
– О, не стоит его беспокоить, – сказал Уиллит, запрыгивая в седло и почесывая грудь. – Зачем отвлекать от дел занятого человека.
Среди ящиков Клевер увидела Ганнибала, запертого в тесной корзине. Они и его схватили! Повязка исчезла, раненое крыло обвисло.
Храбрый Петух кивнул ей.
– Приветствую, медсестра Элкин, рад снова видеть вас, хотя лучше бы мы встретились при более благоприятных обстоятельствах, – прошептал он.
Гриб забросил в общую кучу вещей ее мешок и саквояж Константина, после чего набросил на клетку одеяло, и стало темно.
Часть II
Глава 9. Обманщица
Рейки клетки были словно ребра волка, который проглотил Клевер целиком. Как только повозка затряслась по неровным мощеным улочкам, она начала звать на помощь. Но ее крики тонули в городской какофонии звуков: шуме торговцев, музыкантов, мастеровых и попрошаек с колокольчиками. А тут еще бандиты завели пьяные песни, окончательно заглушив ее тонкий голосок. Вскоре повозка выехала за городские ворота, и шум и гам Нью-Манчестера остались позади.
– Папочка, прости. – Клевер на ощупь подергала прутья и застонала от отчаяния. Хуже унижения, хуже страха было сознание вины, ведь она подвела отца. Диковина, которую он велел ей защищать, эта последняя надежда оказалась в лапах браконьеров. Эти чудовища победили.
– Ганнибал, – прошептала Клевер. – Как это случилось?
– Я как раз успел переправить свою корреспонденцию для сенатора Оберна, когда узнал, что по городу бродят браконьеры, – отозвался Ганнибал. – Я бросился тебя искать и был уже близко, но эти трусы устроили засаду и пленили меня в нечестной схватке.
Его перебил Гриб:
– Так бывает с теми, кто сует свой клюв куда не надо. Уиллит не любит, когда в его планы вмешиваются.
– Уиллиту не хватает ума понять, что лучше не переходить дорогу сенатору Оберну, – заявил петух. – Как только все станет известно, вас расстреляют.
– А мы ничего не расскажем сенатору! Отдадим тебя лучше ведьме. Кстати, Уиллит не раз помогал этой хрычовке. А может, просто приготовим куриное жаркое с подливкой из розмарина.
– Да как ты смеешь…
Но Гриб снова разразился пьяной песней, заглушившей возмущенный вопль Ганнибала.
Едем-ка на рынок,
купим жирную свинью!
Теперь домой, скорей домой,
тру-люлю-лю-лю!
Сидящий в корзине петух был так же беспомощен, как и сама Клевер. А Общество, которое должно было защитить ее, состояло, оказывается, из единственного перепуганного старичка. Агат дал ей какие-то крупицы сведений о маме, но теперь вопросов стало больше прежнего. В голову Клевер лезли мысли о том, что, знай она побольше, расскажи ей отец всю историю от начала до конца, этой жалкой участи можно было бы избежать.
Повозка съехала с мощеного тракта на разбитые колеи грунтовой дороги.
Двигая одеяло пальцами, Клевер удалось медленно, по полдюйма, сдвинуть его в сторону, и в клетку ворвался лучик света. Она увидела блестящие заросли ряски в придорожной канаве. На яблонях трепетали листья, а в воздухе носились скворцы, проворные, как косяк пескарей. Она продолжала стягивать одеяло, пока не увидела чистое, без единого облачка небо, синее, как опрокинутая над землей эмалированная миска.
Мир упорно оставался прекрасным, не обращая внимания на ее беду.
Слезы мгновенно высохли. Клевер разозлилась. А что, если бы ее и правда проглотил волк? Разве она не стала бы пинаться и царапаться, разве не приложила бы все усилия, чтобы прикончить хищника, обеспечив ему смертельное несварение желудка?
– Клевер Элкин, – сказала она себе, – не погибнет без боя.
Она до конца стянула одеяло, и оно соскользнуло с повозки. Щурясь на свету, она увидела двух браконьеров, сидящих на козлах. Рядом с Грибом был Лопата, человек с шишковатой головой на длинной, как у пеликана, шее. Остальные, должно быть, верхом ускакали вперед.
Ганнибал лукаво подмигнул девочке.
– Не волнуйся, медсестра Элкин, мы найдем путь к победе, – шепнул он.
Когда одеяло осталось далеко позади, Клевер вытерла нос и заговорила:
– Гриб, так это твоя пуля убила моего отца?
Гриб обернулся и удивленно заморгал. Не переставая жевать табак, он огляделся, пытаясь понять, куда делось одеяло.
– Уиллит не любит тратить свои пули на легкую цель, – ответил он, наконец. – Так что, если дело верное, он дает пострелять мне.
Наклонившись, он выплюнул жвачку на дорогу, позволив Клевер полюбоваться своей заскорузлой шеей и прядями сальных волос.
Как и Уиллит, Гриб носил странное украшение из половинки грецкого ореха на кожаном шнурке. Больше всего Клевер сейчас хотелось схватиться за этот шнур и удавить мерзавца. Но, увы, пока она могла лишь трястись в своей клетке, как от приступа малярии. От унижения и ярости глаза ей застилала белая пелена. Она словно издалека услышала собственный голос:
– Вы – бешеные псы. Вас следует уничтожить. Всех до единого.
– И кто же, интересно, будет нас уничтожать? Ты? – хихикая, Гриб выковыривал кусочки табака, застрявшие в крошечных черепах, вплетенных в его бороду. – Что-то я не вижу других охотников – а ты, Лопата?
Вместо ответа длинношеий только прочистил горло.
– Начать с того, – продолжал Гриб, – что вы сидите в клетке, маленькая мисс. А уж если на нас бросаться, так с чем-то понадежнее кривого ломика.
