Клевер хотелось верить Нессе. Но она была зла на себя за то, что считала ее другом, что таяла от ее чудесных песен. Чувствуя, что гнев может обернуться слезами, она закричала:
– Не пейте эту отраву! Она продаст вас бандитам при первой же возможности! – кричала она проходящим мимо людям. И была удивлена, увидев на лице у Нессы улыбку, как будто вода для коней была успокаивающей ванной.
– Чему ты радуешься?
– Ты жива! – ответила Несса, едва ли не смеясь. Она сняла с головы венок из ромашек и протянула Клевер. – И мы свободны!
Клевер возмущенно оттолкнула венок, но почувствовала, как проблески упрямой радости Нессы пробиваются сквозь ее ярость.
– Свободны? Что это значит?
– Я уж думала, что мне суждено вечно гнуть спину на Старьевщика Уиллита. Я была ему должна. Но увидела тебя в клетке, и мне показалось, что я и сама сижу там с тобой. И я сказала себе: Несса Бранаган, плюнь на судьбу. Хватит бояться, страхом делу не поможешь. Ты должна спасти Клевер.
– Я чуть не погибла, когда выбиралась из клетки, – заметила Клевер. – Без твоей помощи, между прочим.
– Я не знала, как мне перехитрить Уиллита с его Пистолетом и Спичками. Но, Клевер, клянусь, я пыталась тебя отыскать.
– Почему ты этого не сделала?
– Кобальт отобрал мой фургон, и теперь он возит в нем свою собаку, – Несса беспомощно развела руками. – Он сказал, что пес за ним не поспевает. Занозил лапу или что-то вроде того. Я потребовала, чтобы взамен он отдал мне своего коня, но он только сказал, что Кобальт не меняется, и забрал все. А связываться с Кобальтом себе дороже. Но я не сдалась. Вот, решила продать побольше эликсира, купить лошадку и на ней отправиться искать тебя.
Имя Кобальта окончательно привело Клевер в чувство.
– Он здесь?
– Кто?
– Да Кобальт же!
– Остановился в «Золотой пушке». А что?
Клевер уже бежала, не оглянувшись на Нессу.
Перед постоялым двором «Золотая пушка» стоял желтый фургон Бликермана. Из двери таверны доносились запахи пива, ночных горшков и жареного арахиса.
Хозяин – огромный детина – окинул вошедшую Клевер недобрым взглядом. Его лысую голову покрывали татуировки, темные письмена, которых она не могла разобрать. Он вытирал с шеи пот грязной тряпкой.
Таверну – комнату под высоким балочным потолком – наполнял гул голосов и табачный дым. Шумные гуляки за столиками обсуждали все те же новости о сожженных поселках. Когда глаза Клевер привыкли к полумраку, она заметила в углу старинную пушку – тоже своеобразный памятник Луизианской войне. По местному обычаю она была покрыта золотой фольгой. Оседлав пушку, какой-то краснолицый завсегдатай разглагольствовал, ни к кому конкретно не обращаясь и время от времени похлопывая пушку, словно своего любимого осла.
– А кто приведет нас к победе над злодеями, которые безобразничают на нашей границе? А я вам скажу – да президент наш Оберн, кто ж еще-то!
Каждые несколько минут в комнату забегал мальчишка-газетчик и сообщал:
– Сенатора пока нет!
Трактирщик награждал гонца кусочками жирного окорока, висевшего на веревке над огнем.
Но в одной части зала, несмотря на весь шум и суматоху, стояла странная тишина. Наверху, на открытой галерее с тремя столами и множеством пустых стульев, сидел один-единственный человек. Сгорбившись, он нависал, как паук, над графином с мутноватой жидкостью.
Клевер глубоко вздохнула, собираясь с духом.
– Кобальт! – громко окликнула она, направляясь к лестнице. Хозяин схватил ее за руку.
– Лучше тебе туда не соваться, малышка, – он держал ее крепко, но голос звучал беззлобно.
– У меня есть дело к этому человеку, – объяснила Клевер.
– Он не человек, – прошептал детина. – Это Кобальт. Он никогда ничего не ест. А пьет только уксус. Не стоит с ним связываться, ничего хорошего из этого не выйдет. Оставь его в покое.
– У меня к нему дело.
Хозяин таверны сочувственно посмотрел на нее.
– Если он у тебя что-то забрал, лучше забудь.
Во рту у Клевер пересохло. Обманывать себя она больше не могла. Она пришла не для того, чтобы вернуть отнятое Кобальтом. Ей необходимо было забрать то, что он отнял у кого-то другого – у того, кто был знаком с ее родителями. Кто это был? Не имело значения. Ее история принадлежала ей. Клевер высвободила руку и стала подниматься по лестнице.
– Только не заглядывай в Шляпу, – шептала она себе. – Не смотри.
За спиной Клевер чувствовала призрак отца, подталкивавшего ее вверх по ступенькам. С каждым ее шагом в таверне становилось все тише. К тому времени, как ей стали видны сапоги Кобальта, все сидевшие внизу наблюдали за ней. Только Кобальт не обращал на нее внимания. Вглядываясь в неясные тени, он хлебнул уксуса сквозь редкие зубы. Его парик сидел набекрень, края парика покрывала сухая корка старого грима.
В тишине Клевер услышала шипение из лежавшей на столе кошмарной Шляпы. Она булькала и бормотала, как будто секреты кипели. Под столом Клевер заметила саквояж своего отца – слюнявый пес положил на него голову, как на подушку. Передняя лапа зверя была замотана тряпицей: пуля Уиллита попала в цель.
Кобальт все еще верил, что в саквояже хранится мощная диковина. Клевер носила его бережно, как бомбу, готовую вот-вот взорваться, но оказалось, что у саквояжа было лишь одно достоинство – он хранил память об отце. В последние дни Клевер подверглась нападению чудовищных сил. А какая сила таилась в ней самой? Она сказала Ганнибалу, что не является оружием. Но каждая диковина опасна – теперь этого нельзя было отрицать.
Клевер понятия не имела, как будет добиваться задуманного, но заставила себя сделать последний шаг. Кобальт взглянул на нее с отвращением. Клевер начала было говорить, но непонятный звук заставил ее остановиться. Погремушка. У балконных перил, почти невидимая в тени, свернулась в банке Пресноводная гремучая гадюка Нессы. Кобальт обзавелся новым питомцем.
Глава 14. Под каждым цветком
Собака заскулила во сне, и на медицинский саквояж упала капля слюны. У Клевер не было никакого плана. Она нашла Кобальта, но не придумала, что станет делать дальше.
– Мистер Кобальт, – заговорила она. – Я пришла…
– Мистер Кобальт? – сделав еще глоток, он повернулся к Клевер. – Почему бы тебе не назвать меня «Ваше превосходительство»? «Ваше величество»? «Достохвальный бесценный властелин»? Если уж ты решила применить титул, надоеда, потрудись приложить хоть немного усилий.
– Я пришла за отцовским саквояжем, – голос Клевер дрожал. – За диковиной, которая в нем, и за секретами, которые вы у меня отняли.
Кобальт подался вперед и оказался, наконец, на свету. Его запавшие глаза были похожи на пещеры, вырезанные в желтом песчанике.