В выжидательной тишине Пресноводная гремучая гадюка ударила погремушкой на хвосте в стенку банки. От звука, похожего на звон стеклянного колокольчика, по спине Клевер пробежал холодок. Наконец Клевер сделала свой выбор. Указала на трех мужчин, одного за другим, и заговорила.
У первого была отвисшая губа, а руки дрожали, как у старого солдата, изможденного скверным питанием.
– Этот человек праздновал окончание Луизианской войны на больничной койке.
Второй носил на руке тонкий серебряный браслет с подвеской в виде голубя – о таких рассказывал ей отец.
– Этот человек женился на женщине из племени окиква.
Наконец, она указала на третьего, со странно неподвижной шеей – нечто подобное Клевер видела только однажды.
– А этот человек… – она замолчала. Полной уверенности не было – но это был ее единственный шанс. – …был преступником. Его приговорили к виселице и повесили. Давным-давно… но веревка его не убила.
– Она попала в точку, Кобальт! – закричали первые двое.
Все взгляды обратились на третьего мужчину, который пронзил Клевер таким злобным взглядом, что она поняла, что не ошиблась. А еще она поняла, что сказала слишком много. Она так рвалась к победе, что сделала то же, что делал и Кобальт. Слишком глубоко копнула чужую жизнь и обнаружила то, что следовало оставить закопанным.
– Насчет третьего я неправа! – крикнула она, пытаясь исправить то, что натворила. – Это ошиб…
– Нет! – оборвал ее висельник. – Это не ошибка. Если кому-то и суждено открыть мой секрет, то уж лучше этой странной девчонке. Она делает все то же, что и ты, Кобальт. Только без Шляпы. Она выиграла пари!
– Она не сделала ничего особенного, – прорычал Кобальт.
– Ее взяла! – закричала толпа. – Дай ей то, что ей нужно! – таверна взорвалась аплодисментами, поддерживая Клевер.
Кобальт поднялся, перегнулся всем своим длинным, закутанным в синее, телом через перила.
– Чернь! Отребье! – взревел он. – Как вы смеете?
В таверне стало тихо. Сверху на всех полетели капли уксуса и слюны – Кобальт заорал:
– За что был повешен Иона? Вот настоящий секрет! За что те деревенские жители потащили его к дереву вешать? Девчонка это знает? Или, может, кто-то из вас? Кобальт знает. Почему жена пекаря моет руки по ночам? Какой предатель начал Луизианскую войну? Почему Старьевщик Уиллит носит кроличьи уши? В какой норе делают гнусов? Знает только Кобальт. В цветущем поле под каждым цветком кто-то похоронен. Кто знает их имена? Кобальт!
Он повернулся к Клевер и продолжал говорить.
– Океан секретов обрушивается на ваш тесный мирок, стремясь его разрушить. Ты хочешь потопа? Я ничего тебе не должен. Заткнись и убирайся!
Толпа бормотала, недовольно шипела, но выкриков больше не было. Хозяин покачал головой. Все было бесполезно. Клевер проиграла. Но уйти просто так она не могла. На дрожащих ногах она снова поднялась по лестнице.
– Вы правы, я ничего не знаю обо всех этих ужасах, – сказала она. – Но знаю, что вы обманщик, мистер Кобальт. Уговор есть уговор. Вы должны мне куда больше, чем один украденный саквояж. Я получу то, что мне принадлежит.
– Нет, надоеда, – возразил Кобальт, носком сапога подталкивая к лестнице банку с гадюкой. – Ты ничего не получишь.
Банка рискованно балансировала на самом краю верхней ступеньки.
А потом она покатилась с лестницы, ударяясь о ступени и подпрыгивая. Казалось, время замедлилось – все, застыв, смотрели на бледную змею, летящую в стеклянном пузыре.
Клевер попятилась и стала неуклюже спускаться по лестнице вниз. Когда банка упала на пол и разбилась, таверну сковала паника. У нижней ступеньки, шипя, как кипящая каша, извивалась Пресноводная гремучая гадюка.
Толпа, бросившаяся к двери, сбила Клевер с ног. Подняв голову, девочка увидела, что гадюка свернулась кольцами всего в нескольких футах, повернув к ней треугольную голову.
Таверну наполнили вопли, но единственным звуком, который слышала Клевер, был яростный треск погремушки. Не сводя глаз со змеи, Клевер медленно поднялась на ноги. Она осторожно сделала шаг назад, но под ногу попала пивная кружка, девочка оступилась и упала навзничь.
К ее ужасу, змея поползла прямо к ней, трещотка шумела все громче, словно это звучал сам страх.
Гадюка бросилась.
Это произошло так быстро, что Клевер почти ничего не почувствовала. Повернув голову, она увидела, как змея исчезает в темном углу опустевшей таверны.
К ней подбежала Несса в мокрой юбке, с которой все еще капала вода из лошадиного корыта. Должно быть, она наблюдала за происходящим вместе с остальными. Клевер была так рада видеть ее круглое лицо, что готова была расцеловать. Вместо этого она из последних сил попыталась засучить штанину.
– Она меня укусила? Несса, кажется, она укусила.
На своей голени Клевер увидела две точки – следы змеиных зубов. Они казались маленькими и незначительными, но кожа вокруг укусов уже становилась черно-зеленой.
– Нет… о нет. Клевер! – ахнула Несса.
– Быстро! Саквояж моего отца! – Но у Клевер уже слишком сильно кружилась голова, чтобы самой себя прооперировать. – Сбегай за врачом, Несса. Мне нужен врач, чтобы извлечь яд!
Несса выбежала за дверь с криком:
– Доктора!
– Поторопись… – прошептала Клевер, уронив голову на пол.
Высоко над собой Клевер увидела лицо Кобальта, он смотрел вниз с ухмылкой горгульи.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
Клевер вспомнила, что в саквояже есть жгут, и это дало ей проблеск надежды. Встав на колени, она поползла к лестнице, но тут ей показалось, что само небо обрушилось ей на голову, и она упала. Рот отчего-то наполнился вкусом кленового сиропа.
Клевер вспомнила про Сюзанну. Она стала возиться с кожаным ремешком, но пальцы слишком онемели, чтобы открыть карман мешка.
Ноги тоже казались деревянными, не считая того места, куда ее укусила змея. Там она ощущала каждый волосяной мешочек, каждую пору. Чувствовала даже горячий комок яда, впрыснутый гадюкой ей под кожу. Клевер казалось, что он разматывается и все глубже проникает в ногу. Когда ее конечности стали отниматься, она почувствовала, как белесые щупальца яда тянутся, проникая в вены.
– Поторопись… – пыталась сказать она, но непослушный язык повис, как тряпка, а в ушах звенело так, словно змеиная погремушка была у нее в голове. Пока Несса приведет доктора, может пройти несколько минут. У Клевер этих минут не было. У нее оставались секунды.
Вся ее одежда пропиталась потом, но она этого не чувствовала. Все ощущения исчезли, кроме одного: яд проникает все глубже. Казалось, он разливается, находя все более крупные сосуды. Когда он добрался до поясницы, Клевер показалось, что яд сам превратился в гадюку. Она явственно ощутила, что он укусил ее за почку.
