Элкинс уселся на свидетельском стуле, прокашлялся, сложил
руки и посмотрел на Мейсона холодным и спокойным взглядом. Конечно, он читал
газеты и знал, чего можно ожидать. И своим видом он показывал, что готов ко
всему.
Мейсон встал и начал перекрестный допрос.
— Вы были в определенном смысле деловым партнером покойного
Джорджа К. Латтса?
— Нет.
— Вы входили в совет директоров «Силван Глэйд девелопмент
компани»?
— Да.
— И сейчас входите?
— Да.
— Вы присутствовали на собрании директоров третьего июня
сего года?
— Да.
— На этом собрании мистер Латтс объявил, что продал свою
долю акций корпорации?
— Да.
— Существовало ли соглашение между директорами, что если
кто-либо из них пожелает продать свою долю акций, то первую возможность покупки
следует предоставить директорам?
— Да.
— Это соглашение было зафиксировано письменно?
— Нет.
— Вы были возмущены тем фактом, что мистер Латтс продал свои
акции, нарушив это соглашение?
— Нет.
— Вы говорили на собрании директоров, что, по вашему мнению,
соглашение было нарушено?
— Да.
— Но вас это не возмутило?
— Нет.
Мейсон улыбнулся свидетелю:
— Вы завершили дачу прямых показаний вчера, мистер Элкинс?
— Да.
— А где вы были прошлым вечером?
— Ваша честь, — вмешался Гамильтон Бюргер, — перекрестный
допрос ведется не по правилам. Он неправомочен, неуместен и необоснован. Это
попытка вмешаться в личные дела свидетеля.
— Принято, — рявкнул судья Седгвик.
— У вас была вчера вечером более чем двухчасовая личная
беседа с окружным прокурором? — спросил Мейсон.
Седгвик взглянул на окружного прокурора.
— Ваша честь, ваша честь, — засуетился Бюргер. — Он
неправомочен, неуместен и необоснован. Перекрестный допрос идет не по правилам.
Если адвокатам это интересно, я признаю, что беседовал прошлым вечером с
мистером Элкинсом. Он уже дал прямые показания, и я хотел прояснить кое-какие
вопросы. Нет ничего незаконного в том, что окружной прокурор беседовал со своим
же свидетелем.
— Я утверждаю, ваша честь, — сказал Мейсон, — что протест
окружного прокурора был сделан им не по доброй воле, а с целью сделать
заявление, оказывающее воздействие на присяжных.
— Я возмущен! — заявил Бюргер.
— Возражение отклоняется. Свидетель, отвечайте на вопрос.
Адвокаты не должны переходить на личности, — сказал судья Седгвик.
— Какой был вопрос? — переспросил свидетель. Секретарь суда
повторил вопрос:
— У вас была вчера вечером более чем двухчасовая кабинетная
беседа с окружным прокурором?
— Нет, — ответил Элкинс.
— Вы хотите сказать, — улыбнулся Мейсон, — что ваша встреча
с ним длилась не два часа?
— Да.
— Вы были с ним два часа!
— Нет.
— Или больше?
— Да.
— Примерно три часа?
— Да.
— Больше трех часов?
— Нет.
Теперь Мейсон спросил уже уверенно:
— Что вы имели в виду, говоря, что прошлым вечером у вас не
было кабинетной встречи с окружным прокурором?
— Мы не были в кабинете, — ответил Элкинс.
В зале раздался смешок, но быстро стих, так как судья
нахмурился.
— Понимаю, — сказал Мейсон. — Итак, во время беседы с
окружным прокурором, которая проходила скорее у него в офисе, чем в кабинете,
вы обсуждали перекрестный допрос и то, что вы будете говорить со свидетельского
места.
Свидетель занервничал. Гамильтон Бюргер вскочил с места.
— Конечно, я обсуждал его положение как свидетеля и говорил
ему, что допрос может оказаться наиболее изнурительным, отчаянным, последним…
— Достаточно, мистер окружной прокурор. Сядьте на место, —
прервал его судья Седгвик. — Допрашивается свидетель, а не окружной прокурор.
— Да, ваша честь.
— Мы говорили о многом, — сказал Элкинс.
— Является ли фактом то, — продолжал Мейсон, — что ваши «да»
и «нет» в ответ на мои вопросы вызваны предупреждением окружного прокурора, что
если вы выдадите информацию по своей инициативе или дадите полный ответ на
вопрос, то можете попасть в неприятную ситуацию? Говорил ли он вам, что лучше всего
сбить с толку Перри Мейсона, с предельной осторожностью выслушивая вопросы и
отвечая минимальным числом слов…
В первый раз Элкинс опустил глаза. Прокашлявшись, он
посмотрел на окружного прокурора.
Судья Седгвик также посмотрел на прокурора.
Гамильтон Бюргер попытался было встать, затем передумал и
остался на месте.
— Вы не можете ответить на вопрос? — спросил Мейсон.
— Да, он в самом деле говорил что-то похожее, — признался
Элкинс.
— Итак, — уточнил Мейсон, — ваша политика кратчайших ответов
на вопросы была предложена вам окружным прокурором на встрече вчера вечером?
— Я могу отвечать на вопросы так, как я захочу.
— Конечно, — сказал Мейсон, — конечно. Но я подчеркиваю, что
эта манера кратко отвечать на вопросы была предложена вам окружным прокурором
на встрече вчера вечером.
— Да, мы это обсуждали.
— Я повторяю, была ли эта манера отвечать на вопросы
кратчайшим способом предложена вам окружным прокурором на встрече вчера
вечером?
— Да.
— И окружной прокурор сказал вам, что это будет лучшим
способом поставить меня в тупик при перекрестном допросе, так?
— Он сказал, что для меня это будет лучшей защитой.
— Лучшей защитой? — переспросил Мейсон.
— Да.
— Против чего вам нужно защищаться? — продолжил Мейсон.
— Мне нужно держаться своих показаний.
— Другими словами, рассказывать историю, которая должна
служить свидетельством?
— Это была правда.
