— Хорошо. Поезжай, — сказал он.
Они пожали друг другу руку, и она, забыв второпях перчатки, вышла из комнаты.
Жорж пообедал один и принялся за статью. Писал он ее, строго придерживаясь указаний министра и предоставляя читателям самим догадаться о том, что экспедиция в Марокко не состоится. Затем отнес статью в редакцию, поговорил несколько минут с патроном и, сам не понимая, отчего ему так весело, с папиросой в зубах зашагал домой.
Жены еще не было. Он лег и заснул.
Вернулась Мадлена около полуночи. Жорж сейчас же проснулся и сел на постели.
— Ну что? — спросил он.
Никогда еще не видел он ее такой бледной и такой расстроенной.
— Умер, — прошептала она.
— А! Что же… он ничего тебе не сказал?
— Ничего. Когда я приехала, он был уже без сознания.
Жорж задумался. На языке у него вертелись вопросы, но он не решался задать их.
— Ложись спать, — сказал он.
Она быстро разделась и юркнула к нему под одеяло.
— Кто-нибудь из родственников присутствовал при его кончине? — продолжал он допытываться.
— Только один племянник.
— А! И часто бывал у него этот племянник?
— Никогда не бывал. Они не встречались лет десять.
— А еще кто-нибудь из родственников у него есть?
— Нет… Не думаю.
— Значит… все достанется племяннику?
— Не знаю.
— Водрек был очень богат?
— Да, очень богат.
— Ты не знаешь примерно, сколько у него может быть?
— Точно не знаю. Один или два миллиона, что-то в этом роде.
Больше он ни о чем ее не расспрашивал. Мадлена потушила свечу. Они молча лежали рядом, в полной темноте, задумчивые и возбужденные.
Сон у Дю Руа уже прошел. Семьдесят тысяч франков, о которых толковала г-жа Вальтер, потеряли для него теперь всякое значение. Вдруг ему показалось, что Мадлена плачет. Чтобы убедиться в этом, он окликнул ее:
— Ты спишь?
— Нет.
Голос у нее дрожал от слез.
— Я забыл тебе сказать, что твой министр провел нас за нос.
— Как так?
Он обстоятельно, со всеми подробностями начал рассказывать ей о замыслах Вальтера и Лароша.
— Откуда ты это знаешь? — когда он кончил, спросила Мадлена.
— Об этом позволь мне умолчать, — ответил Жорж. — У тебя свои источники информации, и я тебя о них не расспрашиваю. У меня — свои, и я бы хотел держать их в тайне. Но за достоверность этих сведений я ручаюсь головой.
— Да, это возможно, — прошептала она. — Я подозревала, что они что-то затевают помимо нас.
Жоржу не спалось; он придвинулся к жене и тихонько поцеловал ее в ухо. Она резко оттолкнула его:
— Прошу тебя, оставь меня в покое! Мне не до баловства.
Он покорно повернулся к стене, закрыл глаза и, наконец, заснул.
VI
Церковь была обтянута черным, огромный, увенчанный короной щит над дверями возвещал прохожим, что хоронят дворянина.
Похоронный обряд только что кончился, и присутствующие расходились, дефилируя перед гробом и перед племянником графа де Водрека; тот раскланивался и пожимал всем руки.
Жорж и Мадлена вместе пошли домой. Они были озабочены чем-то и хранили молчание.
— Однако это очень странно! — как бы рассуждая сам с собой, заметил Жорж.
— Что именно, друг мой? — отозвалась Мадлена.
— То, что Водрек ничего нам не оставил.
Мадлена внезапно покраснела, — казалось, будто розовая вуаль, поднимаясь от шеи к лицу, закрывала белую ее кожу.
— А почему, собственно, он должен был нам что-нибудь оставить? — сказала она. — У него не было для этого никаких оснований.
И, помолчав, прибавила:
— Очень может быть, что завещание хранится у какого-нибудь нотариуса. Мы еще ничего не знаем.
— Да, вероятно, — подумав, согласился Жорж, — в конце концов, он был нашим лучшим другом, твоим и моим. Обедал у нас два раза в неделю, приходил в любой час. Чувствовал себя у нас как дома, совсем как дома. Тебя он любил, как родной отец, семьи у него не было: ни детей, ни братьев, ни сестер — никого, кроме племянника, да и племянник-то не родной. Да, наверно, есть завещание. На что-нибудь крупное я не рассчитываю, но что-то должен же он был подарить нам на память в доказательство того, что он подумал о нас, что он нас любил и понимал, как мы к нему привязаны. Какого-нибудь знака дружбы мы, во всяком случае, вправе от него ждать.
— В самом деле, очень возможно, что он оставил завещание, — с задумчивым и безучастным видом заметила она.
Дома слуга подал Мадлене письмо. Она прочитала его и передала мужу.
«Контора нотариуса
Ламанера,
улица Вогезов, 17
Милостивая государыня,
Имею честь просить Вас пожаловать ко мне в контору между двумя и четырьмя часами во вторник, в среду или в четверг по касающемуся Вас делу.
Примите и пр.
Ламанер».
Теперь уж покраснел Жорж.
— Это, наверно, то самое. Странно, однако ж, что он приглашает тебя, а не меня, законного главу семьи.
Сперва она ничего не ответила, но, подумав немного, сказала:
— Хочешь, пойдем туда сейчас же?
— Да, очень хочу.
После завтрака они отправились к нотариусу.
Как только они вошли в контору Ламанера, старший клерк вскочил и с чрезвычайной предупредительностью провел их к своему патрону.
Нотариус был маленький человечек, маленький и весь круглый. Голова его напоминала шар, привинченный к другому шару, который держался на двух ножках — до того маленьких и коротких, что в них тоже было нечто шарообразное.
Он поклонился, указал на кресла и, обращаясь к Мадлене, заговорил:
— Сударыня! Я пригласил вас для того, чтобы вы ознакомились с касающимся вас завещанием графа де Водрека.
— Так я и знал, — не удержавшись, прошептал Жорж.
— Сейчас я оглашу этот документ, впрочем, весьма краткий.
Нотариус достал из папки завещание и прочитал следующее:
«Я, нижеподписавшийся, Поль-Эмиль-Сиприен-Гонтран граф де Водрек, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим выражаю свою последнюю волю.
Так как смерть всегда может застигнуть нас врасплох, то, в предвидении ее, я рассудил за благо составить завещание, каковое будет храниться у нотариуса Ламанера.
