Аура незнакомца имела некоторые сходства с аурой Никиты. Такие совпадения случались у родственных друг другу людей. Точнее, у самых близких… И вот это обстоятельство очень заинтересовало старого чародея.
— А пойдем-ка домой, — предложил он, и Мишка вприпрыжку поскакал по огибающей «тренировочную полянку» дорожке, ведущей мимо усыпальницы. И не заметить отца с незнакомцем мальчишка никак не мог.
Старик особо не торопился за ним, и когда подошел к ним, мужчина с темным от загара лицом разговаривал с Мишкой, не пряча доброй улыбки. Никита же молчал, не вмешиваясь, старательно пряча в глазах легкое раздражение и растерянность. Чародей обратил внимание на две темно-красные гвоздики в руке незнакомца.
— Наш наставник по магии Фрол Пантелеевич, — оживился Никита, представляя старика. — Не только детей учит, но и клановых волхвов подтягивает до уровня.
— Михаил Анциферов, — протянул руку мужчина и крепко сжал сухую, узкую со стальной хваткой пальцев ладонь. — Очень приятно познакомиться.
«Старый болван! — обругал себя дед Фрол. — Сразу-то не мог догадаться? Неужто непутевый батька отыскался? Ведь в глаза же бросалось подобие аур! Когда-то же Толик Назаров жаловался на какого-то Анциферова, заморочившего голову внучке Валентине, а я не придал этому значение!»
Опытный и битый жизнью чародей не слишком хорошо знал Толика, как его отца Архипа, сложного и противоречивого человека, но несколько раз пересекался с ним на короткое время. Последняя их встреча произошла лет двадцать пять назад, а может и больше. Тогда еще род Назаровых не переживал тяжелых времен, но грозовая туча будущей войны с Китсерами уже клубилась на горизонте. Разве не эта причина заставила Фрола следить за жизненными перипетиями Никиты, а потом резко сорваться с теплого местечка в Албазине, и без лишних рассуждений предложить ему посильную помощь? Старик знал, что у него осталось немного времени. Не хотелось забирать с собой в Небесные Чертоги весь свой жизненный опыт. Детей и внуков у него не было, так зачем таскать за собой бесценный груз приобретенных знаний, уловок, фокусов? Есть теперь кому отдать этот чемодан, забитый доверху разнообразными сокровищами, за которые любой волхв отдаст душу!
— Меня тоже Михаилом зовут! — завопил мальчишка, восторженно прыгая вокруг взрослых.
— Вижу, у вас свои дела, — старик ловко цапнул своего ученика за воротник шубки, удерживая от очередного круга. — Отведу отрока домой, да поеду в «Родники». Погляжу, как мои разбойники усвоили урок.
Под «разбойниками» он подразумевал троицу волхвов-новичков: Немца, Зубра и Гусара.
— Найди Ильяса и скажи, чтобы машину выделил, — не стал отговаривать его Никита. Поездки в поселок приносили Фролу Пантелеевичу несказанное удовольствие. Работая с детьми, приходилось быть мягче, поэтому всю жесткость обучения ощущали на себе все боевые волхвы, начиная от Яны с Ромкой Возницыным, и заканчивая вышеназванными чародеями. Иногда даже Косте Краусе (который взял фамилию Назаровых) перепадало, когда тот имел неосторожность появляться в «Гнезде». Он яростно сцеплялся с вредным дедом, напоминаю ему, что иллюзионист не должен вмешиваться в работу человека, имеющего власть над расстоянием. — К ужину тебя ждать или в поселке останешься?
— Чего мне там ночью делать? — привычно заворчал старик. — Зазнобы, чтобы под бочок пристроиться, нету. И другим облегчение, что я уезжаю от них.
Никита рассмеялся и махнул рукой, отпуская сына и его наставника, а сам вместе с Анциферовым продолжил путь к усыпальнице.
— Славный мальчишка, — нарушил молчание Михаил Федорович. — Всегда был уверен, что первого своего внука увижу в собственном доме, а оказалось, что их у меня уже двое… Да, как бы ты ни относился ко мне, Никита, от этого Миша и Полина не перестанут быть родными по крови.
Никита только поморщился, но возражать не стал. В самом деле, не прятать же детей от родного деда подобно квохчущей наседке! Тем более, сам пригласил его в имение. О приезде Анциферова доверительно сообщил Балахнин, лично связавшись по телефону. Никита послал Москита на вокзал, чтобы гость не вздумал приезжать в имение такси. Каким бы отцом Михаил Федорович ни был, ставить его в униженное положение волхву не хотелось.
Михаила Федоровича Никита встретил у крыльца особняка, мучительно гадая, стоит ли вообще приглашать его в дом и садиться с ним за один стол. Разломив хлеб с человеком, предавшим мать, он продемонстрирует прощение. Хозяин «Гнезда» упорно гнал от себя мысли о примирении, находил с десяток аргументов против, и ни одного — что настало время протянуть друг другу руку. И злился. Злился на себя, вынужденного метаться в поисках правильного ответа, на Балахнина, преследовавшего какие-то свои цели, и на отца. Было бы проще, увернись Анциферов от необходимости поклониться праху своей любимой женщины. В памяти Никиты он остался бы малодушным человеком, и уже через день не вспоминал о нем.
Однако Михаил Федорович сам выразил желание побыстрее посетить усыпальницу, и на вежливый вопрос, не желает ли он отдохнуть с дороги, выпить чаю, только отмахнулся. А в глазах застыла настороженность и ожидание прощения.
Отец вошел в холодную усыпальницу и огляделся по сторонам. Удивительно, что его взгляд не блуждал по стенам с нишами, где стояли гильзы с прахом предков, а сразу нашел табличку с дорогим ему именем и аккуратно пристроил цветы в выемку. Потом замер, погрузившись в своим мысли. Никита ему не мешал, безмолвно стоя за спиной. Он уже хотел выйти наружу, но Анциферов сам прервал молчание в морозной тишине помещения.
— Как же все это неправильно, — задумчиво произнес он. — Я должен был охранять твою маму, поехать с ней в эту распроклятую тайгу и даже принять смерть. Вместо этого — годы бесконечных скитаний и ощущение своей ненужности. Оно выжигало мою душу, превратило в бродячую тень без эмоций.
— Зато ты жив и даже семьей обзавелся, — возразил Никита. — Значит, не все в тебе человеческое выжгло. Бесполезно сейчас рассуждать о тех или иных шагах. История допускает варианты событий до определенного момента, а дальше только одна дорога. Ты пошел по своей. Мама тебя не осуждает, и я должен смириться с ее желанием.
Анциферов недоверчиво взглянул на сына. В его словах было что-то пугающее и незнакомое. Балахнин предупреждал, что Никита может казаться обычным молодым парнем, но все связанное с магией — это загадка и головная боль для Иерархов. И непохоже, что князь смеялся.
— Ты ее видишь? — осторожно спросил он.
— Впервые я услышал маму как наяву во время кроды Патриарха, — глухим голосом откликнулся Никита, глядя сквозь Анциферова, словно не замечая его. — Можно было посчитать этот временным помешательством или нечто иным на фоне потрясения от смерти последнего родного мне человека… Нет, я не видел ее, но слышал голос так ясно и четко, как будто мама находилась за спиной. Попытался схитрить, посмотреть, но… Мое время для встречи еще не пришло. И сейчас она здесь, рядом с нами, Михаил Федорович. Если у вас хорошая сенсорика, можете почувствовать ее.
Анциферов отвернулся и закрыл глаза, стыдясь своего порыва. По-честному, он с трудом верил в слова сына, списывая его ощущения на обыкновенную чувствительность. Хотя, трудно вообразить такого парня с жесткими чертами лица в излишней сентиментальности, а тем более — в сенсорике. Эмпатия явно не входит в его сильные качества. Однако же легкое и теплое дуновение невидимого ветерка обласкало его лицо, а едва различимый шепот женским голосом привел Анциферова в замешательство. Он понимал все, что ему говорила любимая, и слезы текли по его щекам. Наверное там, наверху, в горних высотах, прощать легче. Это на грешной земле человек цепляется за условности, за шелуху своих обид и чуждых его характеру дел. Мечется, ищет выход из подземелья, где живут его личные призраки, и куда сам себя загнал.
