— О-о-о, — умиленно протянула Алексис, — гляди, ему нравится! Ты ж моя прелесть. — Она почесала кота за ухом и принялась сюсюкать.
Прелесть? Ноа готов был поспорить, что никто никогда не отзывался подобным образом о Пирожке.
— Как дальше?
— Теперь, наверное, надо засунуть передние лапы вот сюда.
Ноа тут же решил, что конструкция этой штуковины совершенно непродуманная — никакой кот не станет добровольно засовывать лапы куда бы то ни было.
Словно прочитав его мысли, Пирожок выпустил когти.
Дальше все развивалось будто в замедленном действии.
Кот взревел, как медведь после зимней спячки, и внезапно превратился в Брюса Ли: оперся задними лапами о грудь Ноа, впиваясь когтями, и, не успел тот опомниться, оттолкнулся, сделал сальто-мортале, вырываясь из захвата, приземлился на все четыре и удрал.
— Пирожок, нет! — вскричала Алексис, в то время как Ноа отпрянул, впечатавшись в стену, и машинально прижал ладони к груди — матерь божья, в него словно всадили десяток крошечных ножей! Казалось, отними он руки — и хлынет фонтан крови.
— Боже! Он тебя поцарапал? — встревоженно спросила Алексис, поворачиваясь к нему.
— Все нормально, — пропищал Ноа фальцетом, способным призвать летучих мышей.
— Убери руки, — велела она и, не дожидаясь реакции, сама их отодвинула. — Черт! У тебя кровь.
Ноа несмело опустил взгляд на свою грудь — на белой футболке проступили две красные точки.
— Надо обработать — кошачьи царапины могут занести инфекцию.
— Они не очень глубокие.
Алексис кивнула в сторону коридора.
— Иди в ванную, я сейчас подойду. Надо промыть.
— Лекса…
Она оборвала возражения суровым взглядом и указала на выход.
Ноа неохотно побрел в ванную. Прикрыв за собой дверь и включив свет, он стянул футболку через голову — в ложбинке грудных мышц, среди темной растительности виднелись две царапины сантиметров пять в длину, на которых собрались капельки крови.
В коридоре послышались шаги, и дверь распахнулась.
— Под ванной есть чистые полотенца… Ой!
Алексис на мгновение замерла, уставившись на него, после чего заморгала и спешно отвернулась; лицо вспыхнуло.
— Прости, я… надо было постучаться.
— Ничего страшного. — Ноа отступил, освобождая ей место; у него самого порозовели щеки. Алексис открыла шкафчик под раковиной и достала аптечку с полотенцем, затем вновь повернулась к нему, подняла взгляд и тут же опустила.
Ноа недоуменно поморгал и глянул на свою голую грудь. Неужели она его заценивала?!
Нет, быть того не может! Ему явно показалось. Мужики со своими подколами совсем запудрили ему мозги, вот и лезут в голову всякие глупости. Тем не менее… Она посмотрела на него столь открыто, с таким жаром во взгляде, что у него едва волосы на груди не вспыхнули.
Алексис смочила полотенце, затем, стараясь не смотреть ему в глаза, приложила к первой царапине. Он невольно зашипел и напряг мышцы, она отдернула руку.
— Прости, больно?
Он прочистил горло.
— Нет, ничего.
— Может, поедем в травмпункт?
— Из-за двух царапин?
— Кошачьи царапины опасны.
— Точно не такие.
— Они довольно глубокие.
— Лекса, все нормально.
Она вернулась к промыванию, каждое прикосновение тряпки отдавалось ноющей болью. Закончив, Алексис порылась в аптечке и выдавила на пальцы обеззараживающий бальзам, после чего мучения начались по новой. Только в этот раз иного сорта — теперь она трогала его, кончики ее мягких пальцев касались горячей кожи.
— Не больно? — она бросила на него вопросительный взгляд.
Ноа покачал головой и сумел выдавить:
— Все нормально.
Ложь. Он едва дышал. Только не от боли — ну, по крайней мере не от боли в царапинах. Пальцы Алексис на его голой груди казались раскаленным железом.
И тут чрезвычайно неблагоприятным образом в голове возникла самая неподходящая мысль из всех возможных: каково будет ощущать эти пальцы на других частях тела? Картинка, нарисованная воображением, вызвала совершенно неуместную реакцию в штанах.
«Чтоб мне провалиться!»
Ноа отпрянул.
— Дальше я сам.
Алексис недоуменно моргнула, щеки порозовели.
— Прости, я… я принесу чистую одежду.
Капитулировав в спальню на втором этаже, Алексис опустилась на край кровати и прижала ладони к векам. Не помогло — перед глазами по-прежнему он. Без футболки. То есть по пояс голый. То есть над узкими бедрами в потертых джинсах возвышался треугольный торс с широкими плечами, выпирающими мышцами груди, в ложбинке между ними — поросль темных волос, дорожкой спускающихся вдоль упругого пресса к…
Стоп. Нельзя думать в этом направлении.
Боже милостивый! И как она только сейчас узнала о том, что скрывается под футболками с супергероями? И боже милостивый в квадрате! Минуту назад она пускала слюни на лучшего друга прямо перед ним!
— Лекса, — позвал Ноа из коридора.
Алексис вскочила и повернулась — он застыл на пороге, словно не решаясь войти. Единственная лампа отбрасывала на его лицо глубокие тени, заостряя черты.
— У тебя тату на спине, — выпалила она.
— А, ну да… Ты не знала?
— Нет.
Он осторожно ступил в комнату.
— Это дата смерти отца.
Ее взгляд вновь упал на широкие плечи, затем пробежался вдоль отчетливо выступающих ключиц, по темным волосам на груди, опустился на кубики пресса…
— Лекса… — вновь позвал Ноа напряженным голосом — возможно, даже с толикой смущения.
Черт! Поймана с поличным. Опять.
Алексис кинулась к гардеробу и сняла с вешалки толстовку — на самом деле его же толстовку, которую он одолжил ей еще зимой, когда она испачкалась соусом. Она ее так и не вернула, да он и не спрашивал.
— Спасибо, — поблагодарил он, беря толстовку.
— Она твоя, — пожала плечами Алексис и бочком отошла на безопасное расстояние, по другую сторону кровати. Пока он одевался, она излишне внимательно разглядывала пол под ногами.
— Все, теперь я выгляжу прилично, — попытался пошутить он, чтобы развеять сексуальное напряжение, от которого, как от жаркого костра, в воздухе разлетались искры.
