— Адрес мой взял у Эмили?
— Да.
— А как разыскал дом?
— Я тебя уже пятый час жду.
— С соседями разговаривал?
— Не беспокойся. Ни с кем.
— Как же ты все-таки разыскал дом?
Дверь совсем близко, толкни рукой — и они под крышей, но он все еще не решается шагнуть вперед. А ведь знает: Нора не должна видеть, как они разговаривают под дождем, в темноте. Пи-Эм по-прежнему держит в руке фонарик, но луч его направлен в землю.
— От Эмили я узнал, как называется твое ранчо и что находится оно в Тумакакори, между Тусоном и границей.
— Это она надоумила тебя ехать сюда?
— Нет. Из машины, которая меня подобрала, я вылез у бара, к северу от шоссе.
— В баре расспрашивал обо мне?
— Сперва попробовал тебе дозвониться, но никто не ответил.
Пи-Эм вздрагивает. Что было бы, окажись Нора дома и возьми она трубку!
— Тогда я спросил у хозяйки, не очень-то любезной особы, знает ли она ваше ранчо. Фамилии твоей не назвал. Словом, сделал вид, что ищу работу.
— Что она ответила?
— Что попробовать можно, только люди у тебя долго не задерживаются. Я пошел наугад, хотя уже стемнело. Очень есть хотелось.
Тон у него с самого начала ровный, беззлобный, терпеливый, но и не униженный. Помедлив еще с минуту, Пи-Эм наводит ему на лицо луч фонарика.
Чего он, собственно, ждал? Лицо как лицо: не слишком худое — черты еще не заострились, взгляд живой, на щеках никакой щетины — тревожной приметы бродяг.
— Эмили дала мне бритву. В Тусоне, перед самым вечером, я успел привести себя в порядок.
Как и Пи-Эм, он в белой рубашке; брюки, несмотря на дождь, выглядят вполне прилично.
— Что думаешь делать?
— Прежде всего — поесть. В Тусоне я остался без денег. Дурацкая история! Завернул последние несколько долларов в носовой платок и обронил. А может, просто вытащили при высадке из автобуса.
Смешок у него сухой, короткий, незнакомый Пи-Эм.
— Идем.
Пи-Эм отчаянно подмывает переменить решение. Что, если отвести его в конюшню, притащить туда еды и сказать, чтобы уходил ночью, пока Норы…
— Потом переправишь меня в Мексику, Милдред с детьми уже там.
— Где?
— В Ногалесе. Ждут меня.
— Ты сказал, Милдред…
— Да.
— Заехал к ней в Айову?
— Нет.
— Когда же вы договорились?
— На свиданиях. Больше я не мог. Я должен жить с ними.
— Но…
— Я голоден, Пэт.
Пи-Эм поворачивает наконец ключ в замке и делает это тем более торопливо, что в стороне ранчо Кейди, кажется, зашумели машины.
— Ты не женат? Эмили говорит…
— Моя жена вернется с минуты на минуту.
Он включает свет. За противомоскитной сеткой большой прохладный холл, дальше гостиная с просторными креслами — Пи-Эм всегда мечтал о таких.
— Идем.
Прежде чем проследовать на кухню, он еще раз выглядывает за двери. Так и есть. От дома Кейди отъехали три машины, и все три направляются к реке.
— Вот что. Не зови меня больше Пэтом.
— А как надо?
— Здесь я для всех Пи-Эм.
Ему нравится, когда его так называют. Еще мальчиком он прочел, что нью-йоркские воротилы — банкиры, бизнесмены — требуют, чтобы их называли по инициалам.
— Что ты скажешь жене?
— Не знаю. Вернись я пораньше, я переправил бы тебя еще сегодня.
— В Мексику?
Гость бледнеет. Он даже забывает заглянуть в холодильник, откуда Пи-Эм извлекает пол-окорока. На полках есть и кое-что другое — пиво и эль в бутылках. Пи-Эм в свой черед испытывает замешательство и поскорее захлопывает дверцу.
— Сейчас принесу воды. Придется подождать. Сегодня переправить тебя невозможно.
— Почему? Там же Милдред с детьми.
— В гостинице?
Пи-Эм опять становится не по себе. Вдруг она зарегистрировалась под своей фамилией?
— Нет. Ей пришлось снять комнату.
Гость ест ветчину. Держит в руке толстый ломоть, но глотает с видимым усилием.
— Вода прибывает. Боюсь, что на обратном пути уже не смогу перебраться через реку.
Эх, будь у него несколько часов в запасе! Хоть час! Но вот-вот вернется Нора. И возможно, привезет с собой приятелей, чтобы пропустить по последней. Так она часто делает.
— Не задавай вопросов. Ты уверен, что тебя не опознали?
— Как бы я в таком случае попал сюда?
Это ясно. Глупо было спрашивать.
— Здесь обо мне известно? — осведомляется гость. — Твоей жене, например?
— Нет.
— Так и предполагал.
— По-твоему, лучше, если бы я ей рассказал?
По временам голоса ожесточаются, но гость всякий раз берет себя в руки, хотя по-прежнему без малейшего оттенка униженности.
— Ты без поклажи?
Пожатие плечами.
— За кого же тебя выдать? Погоди, погоди… Друг детства. Словом, старый приятель.
— Хорошо…
— Человек, которого я давно потерял из виду.
— Да…
— Самое трудное — объяснить, почему ты без машины.
— Извини.
— Так или иначе, придется назвать причину твоего появления.
— Знакомый…
— Вот именно! Знакомая семья ехала в Мексику. А ты взял да заглянул ко мне на часок-другой.
— Так и скажу.
— Минутку. Твои ждут тебя в Ногалесе… Нет! Там им пришлось бы остановиться в гостинице, у них был бы адрес, значит отсюда им можно было бы позвонить.
Колени Пи-Эм беспокойно подрагивают, и он вслушивается в грохот ливня, пытаясь различить шум машины. Он совершенно трезв. Да и не был пьян. Однако от него, разумеется, пахнет спиртным, и он избегает приближаться к спутнику.
— Вода прибывает. Завтра, может быть, спадет. В этом случае проскочим.
— Как?
— Там видно будет. Да не перебивай ты меня!
— На границе, должно быть, уже получили мои приметы и фотографию. Я думал, горами…
— В горах конные патрули.
— Давеча ты сказал…
— Вот и она. Называть я тебя буду… Минутку… Эрик. Эрик Белл.
— Как хочешь.
