Откуда Уорду было знать, что у Коберна, тоже приятеля Чарли по Бруклину, время от времени бывали дела на канадской границе и он непременно делал крюк, чтобы поесть спагетти, приготовленные Джулией?
В два часа, когда Джастин вновь занял свой наблюдательный пост на подступах к муниципалитету, где его прикрывали пистолеты полицейских, он заметил старый «студебеккер» с человеком в охотничьей куртке за рулем. Рядом с ним сидел парень из «бьюика» — Уорд узнал его по перебитому носу. Они ехали в направлении, противоположном тому, каким двигался Джастин, прибыв в город: миновали мрачный провал — район кожевенного завода и поднимались по Вязовой к «Четырем ветрам».
Он опять рискнул и осторожно углубился в аллейку, готовый в любой момент повернуть назад. В серой полумгле, среди отходов и мусорных баков, он походил на кота, крадущегося по водосточному желобу.
«Бьюик» все еще стоял у тротуара перед освещенным баром. На улице светились еще четыре витрины: у старьевщика, в типографии, где лампы были особенно ярки, в кафетерии на углу и, наконец, запыленные тусклые окна его собственной бильярдной.
Джиму Коберну пришлось долго настаивать и пустить в ход весь свой авторитет, прежде чем Джулия согласилась сесть за стол вместе с мужчинами. Чарли выставил плетеную бутыль с кьянти — не из Калифорнии, а из Италии.
— Сначала я принял его за голодранца и не удивился бы, увидев, что он побирается на улицах. Но тут Кеннет получил письмо из ФБР…
— Кстати, о шерифе. Он тебя по-прежнему не трогает?
— Он мой друг… А сейчас я убедился, что Уорд чего-то опасается. Уж не тебя ли?
Коберн улыбнулся, всем своим видом показывая: он — из Нью-Йорка и смотрит на вещи с точки зрения жителя большого города. Чарли, конечно, мировой парень и устроился в жизни не так уж плохо, но в конце концов поддался атмосфере провинциальной дыры. Сам Коберн сейчас незаметно провертывал крупное дельце, вернее, его провертывали приятель Чарли и молодой боксер, а Джим лишь изредка поглядывал на часы.
— Если он опасается меня, то здесь ошибка: я ничего не имею против твоего таракана. Я его даже не знаю и вообще ни на кого зла не держу. Он, наверно, спутал меня с кем-нибудь, и будь он тут, я угостил бы его стаканчиком. Я ведь свойский парень, верно, Джулия, красавица моя? Что нового, детка? Скажи-ка, разве ты была не с животиком, когда я заезжал прошлый раз?
Джулия покраснела:
— Была, только ничего не получилось. Видно, прошло мое время.
После долгих колебаний Уорд двинулся вдоль Мэйн-стрит, прижимаясь к стенам, беспрестанно оборачиваясь и заглядывая в витрины. Дойдя до ее конца, он решительно, как бросаются в реку, повернул к кожевенному заводу и торопливо, почти бегом, пересек квартал, слыша за спиной, на тротуаре, лишь эхо своих шагов. Миновал дома, выстроившиеся более или менее ровной линией, помесил грязь на тропинке и приблизился к еле освещенной лачуге.
О том, что югославки не поймут его, он не подумал. А может быть, надеялся, что теперь, когда работа в бильярдной завершилась, Майк торчит дома или нанялся где-нибудь поблизости. Обе женщины встретили его дружелюбно, но без всякого любопытства; та, что помоложе, даже не отняла ребенка от груди.
— Не знаете, где он сегодня работает?
Напрасно Уорд на все лады коверкал слово «работать», показывал жестами, как малярничают и пилят дрова: ответом ему был только смех Елицы.
Юго не было, и дома явно не знали, где он и когда вернется. Итак, рассчитывать на помощь гиганта не приходится; бродить целый вечер вокруг участка невозможно.
Тогда Уорд впервые завернул в «Погребок», сомнительное заведение с грязным полом и вызывающе красным освещением. Завернул с одной целью — выпить чего-нибудь горячего покрепче и снова позвонить Скроггинсу. Пока он стоял у аппарата, радио жужжало ему в ухо рождественский гимн.
— Машина все еще на месте, Скроггинс?
— Подождите, взгляну… Да. Только ее почти не видать — совсем стемнело.
Уорд, поколебавшись, набрал номер меблирашек и по голосу ответившей ему Элинор понял, что она не в духе.
— Наконец-то! Вам уже несколько раз звонили.
— Кто?
— Не сказали. Что отвечать, если позвонят снова?
— Ничего.
Джастин чуть было не отправился бродить по мирным, обсаженным деревьями улицам Холма, но сообразил: машина с зажженными фарами, бесшумно скользящая по снегу, выследит и настигнет там его, как кролика. Нет, лучше уж толпа на Мэйн-стрит, где он будет для согрева заходить в магазины, пропахшие свежей хвоей и оглашаемые одними и теми же елейными песнопениями.
Проходя мимо офиса шерифа, он кое-что придумал. В офисе наверняка тепло. В ту ночь, когда Уорд угодил туда, ему пришлось снять пиджак. Кеннету он что-нибудь наплетет: шериф — не из сообразительных, а кресло у него удобное.
Он вошел, заранее испытывая облегчение, но застал только Бриггса. Помощник шерифа надевал фуражку:
— Вам шефа? Вернется только к ночи, а может, сегодня его и вовсе не будет. Он за городом. Приходите завтра, если, конечно, я не могу его заменить. Но тогда поторапливайтесь — меня ждут.
Встречаясь, Джим и Чарли подолгу засиживались за столом. Вот и сейчас Коберн сочувственно слушал, выпятив живот и ковыряя зубочисткой во рту.
— Повторяю, устрой так, чтоб его сфотографировали. Пришлешь снимок, я свяжусь с ребятами, и мы живенько выясним, все ли с ним в порядке. Кстати, что слышно о Луиджи? Кажется, дела у него идут со скрипом.
Раздался стук: багажник «бьюика» открыли и закрыли. Джо вернулся из Кале и, не стряхнув снег со шляпы, вошел в бар, сопровождаемый Мануэлем, приятелем Чарли.
— Опять сыплет, босс. На обратном пути хватим лиха.
— Сделано?
Джо только кивнул: разве могло быть иначе?
Чарли, зайдя за стойку, чтобы наполнить стаканы, спросил Мануэля:
— Минутка найдется?
Он, видимо, хотел поговорить с ним насчет Джастина. Уж не стало ли это у бармена манией, как всем своим видом дал ему понять Коберн?
— Сегодня нет, старина. Тороплюсь домой: велел своему приказчику ждать меня — вечером будем расставлять товар.
Коберн отвел его в угол, вытащил толстый бумажник и по-особенному пожал Мануэлю руку.
— Благодарю. В любое время к вашим услугам.
— Не откажусь. Чарли вас известит. А теперь, Чарли, красавчик ты мой, не подумай, что я у тебя соскучился, но нам ехать всю ночь.
Он зашел в кухню, расцеловал Джулию и, возвращаясь назад мимо стойки, сунул в карман плоскую бутылку.
— Не возражаешь?
Когда Джастин вновь отважился выйти на аллейку, окончательно стемнело, и он не раз натыкался на неожиданные препятствия, в том числе на консервные банки, которые громко дребезжали под ногами. Наконец, собравшись с духом, он высунул нос на улицу, где освещены были теперь только четыре здания: типография закрылась, и Честер Нордел вернулся к себе на Холм.
