— Я это учту.
— Вероятно, завтра ко мне сюда приедет Сид.
— Вот как!
— Не исключено, что он захочет тебя увидеть…
В этих словах не было ничего тревожного или из ряда вон выходящего. Но Эдди никогда не мог привыкнуть ни к поведению Бостона Фила, ни к его манере говорить.
Он уже не мог заснуть и сквозь легкую дрему по-прежнему слышал щебетание дроздов и шум моря. В саду с кокосовой пальмы сорвался орех и упал на траву. Почти тотчас же в соседней комнате, дверь которой всегда оставляли полуоткрытой, зашевелилась Бэби.
Бэби была самой младшей из его дочерей. Ей дали имя Лилиан, но старшие девочки сразу прозвали ее Бэби. Это ему не нравилось. В своем доме он не терпел никаких кличек. Но что поделаешь с детворой? Кончилось тем, что малышку все стали так называть.
Бэби заворочалась в кроватке, что-то мурлыча себе под нос. Эдди знал, что его жена, чья кровать стояла рядом с его кроватью, тоже проснулась. Так бывало каждое утро. Хотя Бэби уже минуло три года, она до сих пор еще не научилась говорить и невнятно произносила всего несколько слов. Но эта малютка с кукольным личиком была самой красивой из трех его дочерей.
— Надо надеяться, что со временем все наладится, — успокаивал врач.
Но верил ли он в это сам? Эдди не доверял врачам. Почти так же, как и Филу. А Бэби продолжала ворковать. Если не подойти к ней еще пять минут, она начнет плакать.
Эдди редко приходилось будить жену. Лежа с закрытыми глазами, он слышал, как она со вздохом отбросила одеяло, поставила босые ноги на коврик и еще несколько минут сидела на краю кровати, массируя лицо и тело, прежде чем протянуть руку за халатом. В это время до него неизменно легким дуновением доносился запах ее тела, запах, который он так любил. В общем, Эдди чувствовал себя счастливым человеком.
Жена бесшумно, на цыпочках прошла в комнату Бэби и осторожно прикрыла за собой дверь. Она догадывалась, что муж не спит, но такова уж была сила привычки. Впрочем, он часто после этого опять засыпал и уже не слышал, как пробуждались старшие дочери, Кристин и Эмили, комната которых находилась подальше. Не слышал он больше и дроздов. В это утро он несколько мгновений вспоминал о Бостоне Филе, звонившем ему накануне из Майами, а потом забылся сладким утренним сном.
Внизу служанка Лоис готовила завтрак для детей. Старшие дочери — одной было двенадцать, другой десять — ссорились в своей ванной. Они завтракали в кухне, а потом выходили на угол, где останавливался школьный автобус.
Большой желтый автобус приходил ровно без десяти восемь. Иногда Эдди сквозь сон слышал лязг тормозов, иногда не слышал, спал крепко. В восемь к нему поднималась Эллис, тихонько отворяла дверь, и в нос ударял запах кофе, который она приносила ему каждое утро.
— Уже восемь, Эдди!
Он отпивал первый глоток, затем Эллис ставила чашку на ночной столик и шла к окну поднять шторы. Но и тогда в комнате сохранялся полумрак. За шторами были еще жалюзи, едва пропускавшие солнечные лучи.
— Тебе хорошо спалось?
— О да!
Эллис еще не принимала ванны. У нее были темные густые волосы и очень белая кожа. В это утро она надела голубой пеньюар, который так ей шел…
Пока Эдди плескался в ванной, Эллис причесывалась. Все эти привычные, повторявшиеся каждое утро движения вливали в него бодрость. Они жили в сверкавшем белизной новом красивом доме современной архитектуры, в самом богатом квартале Санта-Клары, между лагуной и морем, в двух шагах от «Загородного клуба» и пляжа. Рико назвал свой дом «Морской ветерок» и считал это название удачным. Хотя сад был и невелик — в этом районе земельные участки очень дороги, — все же вокруг дома росло около десятка кокосовых пальм, а на лужайке возвышалась королевская пальма с блестящим серебристым стволом.
— Ты собираешься в Майами?
Эдди принимал ванну. Ванная комната была поистине великолепна: стены облицованы светло-зеленой керамикой, ванна и все остальные предметы такого же цвета, металлические части — из хромированной стали. Но больше всего Эдди гордился душем, устроенным в кабине со стеклянными дверцами, оправленными в металл. Такие души ему приходилось видеть только в фешенебельных отелях.
— Еще не знаю.
Накануне за обедом он сказал Эллис:
— В Майами приехал Фил. Возможно, придется с ним встретиться.
Отсюда это было совсем недалеко: каких-нибудь двести миль. Но добираться в автомобиле было тягостно: шоссе проходило по пустынным местам, кругом болота, удушающая жара. Он предпочитал самолет.
Эдди еще не знал, поедет ли в Майами, но сказал на всякий случай. Теперь он брился, а тем временем жена приготавливала себе ванну. Эллис была полновата. Не толстая, но все-таки слишком полная, чтобы покупать себе готовые платья. У нее была удивительно нежная кожа. Бреясь, Эдди ловил отражение Эллис в зеркале, и ему всегда становилось радостно: такую жену он и хотел иметь.
Эдди был не похож на других мужчин. Он всегда знал, что ему нужно. Когда они поженились, Эллис была еще совсем молоденькой, но выбрал он правильно. Мужчины таскаются чаще всего потому, что неправильно выбирают жен.
У Эдди, как и у Эллис, была тонкая белая кожа и темные волосы. Когда он жил в Бруклине и учился в школе, его прозвали Чернявый. Мальчишки дразнили его, но он быстро их отучил.
— Похоже, что сегодня будет очень жарко.
— Да, пожалуй…
— Ты вернешься к ланчу?
— Не знаю.
Вдруг, глянув на себя в зеркало, Эдди нахмурил брови и досадливо вскрикнул. На щеке выступила кровь. Он пользовался безопасной бритвой и почти всегда обходился без порезов. Но иногда ему случалось задеть родинку на левой щеке, и это всегда портило настроение. Просто порезаться было не страшно. Но эта родинка, когда ему было двадцать лет, едва достигала величины булавочной головки, а с годами разрослась до размеров горошины, почернела и покрылась волосками. Обычно Эдди удавалось побриться, не задев ее. Но сегодня бритва неловко скользнула, и он пошел за квасцами, хранившимися в аптечном шкафчике. Теперь эта родинка будет долго кровоточить, да и кровь была какая-то странная.
Как-то он посоветовался по этому поводу со своим врачом. Эдди не любил врачей и все же обращался к ним при малейшем недомогании. В душе он относился к ним недружелюбно, подозрительно, считая, что они не говорят ему всей правды, и всегда искал в их словах противоречия.
— Если бы эта родинка сидела не так глубоко, я удалил бы ее одним взмахом ножа. Но от такой останется шрам.
Эдди где-то читал, что подобные бородавки могут иногда перерождаться в раковые опухоли. Нечего и говорить, что при этой мысли у него холодели руки и ноги.
— Вы уверены, что ничего опасного нет?
— Убежден!
— А это не рак?
— Что вы! Конечно нет!
