Но до поездки в Венецию он и сам рассуждал так же, как Доминика.
На этот раз он подарил ей машину для мытья посуды. От радости у нее на глазах выступили слезы.
— Я знал, что ты это хотела. Ведь не секрет, что каждый вечер из-за мытья посуды ты опаздываешь на восьмичасовую телевизионную передачу. Отныне мы будем смотреть ее вместе.
Они укладывали детей в постель незадолго до восьми часов — это было на обязанности Жюстена — и проводили большую часть вечера у телевизора.
— Как мило, что ты подумал об этом… Но ты не будешь больше играть, дай слово! Сколько ты поставил?
— Как всегда, пять франков…
— А на прошлой неделе ты не играл?
— Проиграл пять франков. Тем не менее за три недели у меня получилось тысяча триста франков чистой прибыли.
— Твои коллеги знают об этом?
— Мой клиент не хочет, чтобы я об этом рассказывал. Ведь если узнают другие, появится конкуренция.
— Кто он такой?
— Я тебе о нем никогда не говорил, некий Лефер…
Так, за какую-то секунду он придумал имя человеку, который в его рассказах мало-помалу обретал жизнь.
— Чем он занимается?
— Закупает товары для спортивной секции большого парижского универмага… Крупное предприятие… Если какой-нибудь товар хорошо расходится, значит ему предрешен сбыт во всей Франции.
— Почему же он имеет дело с тобой, а не с Шалланом? Ведь ты, кажется, занимаешься только закупками за границей…
Опять пришлось импровизировать. Да еще рискуя допустить промах, произнести фразу или слово, которые нельзя произносить, которые могут повлечь за собой другие вопросы, а на них, быть может, не удастся ответить так, чтобы все выглядело правдоподобно.
— В первый раз, когда Лефер пришел к нам на авеню де Нейи, он искал новинки для английского универмага, на который он тоже работает. Естественно, что его направили ко мне. Тогда он стал ко мне обращаться и дальше. Конечно, Шаллан от этого не в восторге…
— Ты восстановил его против себя?
— Совсем нет. Все образовалось. Время от времени я его привожу.
— Лефера или Шаллана?
— Конечно Лефера… Если ты будешь все время меня перебивать, я никогда не кончу. Итак, я сказал, что время от времени я привожу Лефера в кабинет к Шаллану, более внушительный, чем мой… Ну а этот напыщенный дурак счастлив, что может похвастать своим баром, предложить аперитив. Он ведет себя с Лефером так, будто это его клиент, а я — только случайный посредник, который освобождает его от некоторых забот…
Да, получалось уж очень сложно. И Кальмар понимал, что дальше будет еще сложнее, что он должен быть всегда начеку и поступать, а особенно говорить, с крайней осторожностью.
Настроение у него опять испортилось. Первые покупки порадовали его — ему даже казалось, что он разорвал некий заколдованный круг, в котором долгое время был заключен.
Конечно, он мог иметь теперь небольшие карманные деньги, в которых никому не надо было отчитываться. И если бы пришлось объяснить, почему от него попахивает алкоголем — а теперь Кальмар пил аперитив регулярно утром и вечером, — к его услугам был Лефер.
Поскольку он не мог посещать кафе, которое находилось рядом с его работой, из опасения быть замеченным сослуживцами, как не мог оставлять машину на Елисейских Полях, Кальмар наметил для себя маршруты, чтобы можно было ненадолго оставить машину на одной из малолюдных улиц.
Он заходил в бар, заказывал аперитив, мгновенно выпивал его и нередко делал хозяину или гарсону знак «повторить».
Это преисполняло его лихорадочным возбуждением, ощущением опасности, возможности катастрофы, как во время преподавания в лицее, когда, начиная урок, он искал глазами Мимуна и спрашивал себя, какая стычка ему предстоит.
Он менял бары почти ежедневно, боясь, как бы его лицо не примелькалось в каком-нибудь заведении, как бы его не сочли завсегдатаем.
В один субботний вечер он демонстративно открыл газету на той странице, где печатались сведения о скачках, и, когда комментатор по телевидению заговорил о шансах на следующий день, Кальмар вытащил из кармана карандаш и стал записывать на полях.
— Что ты делаешь, Жюстен?
Он готовил почву на будущее. Ведь не мог же Лефер являться каждую неделю на авеню де Нейи. С другой стороны, Жюстен был с ним не настолько близок, чтобы получать у него сведения по телефону.
Ему совсем не нужны были крупные суммы. Он только испытывал необходимость в карманных деньгах, в даровых деньгах, как он их мысленно называл. Это помогало ему даже при общении с коллегами. Так, например, когда Шаллан начинал важничать, как собака на выставке, Кальмар с полным основанием говорил себе:
«Можешь пыжиться сколько угодно, старина. Я знаю, что ты — главный директор, что твой кабинет шикарнее моего, что ты имеешь право под любым предлогом отлучаться с работы, что ты купил себе шикарную квартиру в новом районе, близ Сен-Клу, где в распоряжении жильцов имеются бассейн и четыре теннисные площадки… Ты зарабатываешь вдвое больше меня, и твой сын поступил в прошлом году в Политехнический институт. Однако, несмотря на все это, ты еле-еле сводишь концы с концами. Уверен, что у тебя есть долги и что ты не слишком-то аккуратно платишь своему знаменитому портному.
А вот я — богат. Я могу выйти из конторы, купить гаванские сигары, сделать одну затяжку и раздавить сигару каблуком. Денег у меня куры не клюют. Так много, что я не знаю, куда их деть, и главная моя забота — как их истратить… Я богат, понимаешь, богат!»
Не будь Жюстен суеверным, он бы добавил: «Лопнуть можно от такого богатства!»
Доминика, вздохнув, прошептала:
— Ты больше не встречался с Лефером?
— Он уже сделал все заказы и теперь появится не раньше чем через несколько недель.
— И тем не менее ты собираешься играть на скачках?
— Завтра утром поставлю пять франков.
— Ты ставишь на лошадей, которых называли по телевидению как возможных победителей?
— Нет. Я просматриваю газеты и делаю пометки. А завтра утром буду действовать по наитию.
— Значит, мы не поедем в Пуасси?
— Ты не находишь, что это начинает надоедать? Летом я ничего не имею против. В хорошую погоду дети могут поиграть на воздухе. Но в ноябре — сидеть всем вместе за столом и ждать, не заглянет ли какой-нибудь посетитель…
— Ты меня тревожишь, Жюстен… Не знаю, что с тобой происходит, но с тех пор, как мы вернулись из Италии, тебя словно подменили… Вначале я думала, уж не болен ли ты и не пытаешься ли от меня это скрыть…
— Бьюсь об заклад, что ты звонила доктору Боссону.
— Да. И он спросил меня, какой у тебя аппетит, хорошо ли спишь и тому подобное. Потом сказал, что, если так будет продолжаться, он зайдет и осмотрит тебя… Ты уверен, что здоров?
