Анжела не была изысканной. Она была веселая, шумно веселая. Обожала кино. Днем смотрела фильмы одна, вечером нередко просила Буэна сводить ее еще на одну картину. По субботам они ходили на танцы. Летом в воскресенье садились в поезд и отправлялись куда-нибудь недалеко за город, там завтракали, знакомились с какой-нибудь симпатичной парой, распивали с ними бутылочку-другую вина. Было жарко. Они обливались потом. Купались в реке. Анжела плавать не умела и барахталась у берега.
На обратном пути во рту был странный привкус — жаркого, которое они ели, вялых листьев, речной тины. Голова чуть-чуть кружилась — наверное, от выпитого. Анжела держала Эмиля под руку, и чем ближе они подходили к дому, тем тяжелей она повисала у него на руке.
— Я так устала, прямо помираю.
Ее забавляло, что она под хмельком.
— Слушай, ноги у тебя не отваливаются?
— Нет.
— Спорим, что захочешь меня…
— Может быть.
— Я тоже хочу, только вот не знаю, не засну ли. Ну, если засну, тем хуже для тебя.
Все было просто. Все шло легко, без трагедий. Случалось, что и ужин был не готов, и кровать не застелена.
— Представляешь, я почти весь день проспала. Но это ты виноват. Если бы ты меня не промучил до двух часов…
Маргарита сочла бы ее вульгарной. Да, Анжеле была присуща вульгарность, та славная, здоровая вульгарность, какой отличался и сам Эмиль.
— Скажи-ка, ты мне уже изменял?
— Бывало.
— И теперь бывает?
— Время от времени, если подворачивается случай. На стройке вечно крутятся разные девчонки.
— А тебе не стыдно пользоваться этим?
— Ни капли.
— И тебе с ними так же приятно, как со мной?
— Вовсе нет.
— А почему?
— Потому что тебя я люблю. А с другой это все равно как распить бутылочку.
— Знали бы они, что ты о них думаешь!
— Не бойся, не огорчились бы. Бывает, мы передаем их друг другу.
Кто знает, может, Анжела тоже изменяла ему. Буэн не исключал такой возможности, хотя и предпочитал не думать об этом. Дни она проводит одна. Ездит в центр, ходит по магазинам, но не ради покупок — на них у нее нет денег, а просто для удовольствия. Любая афиша кинофильма может ее соблазнить, и Анжела усядется в темном зале. А какой мужчина не попытается воспользоваться подвернувшимся случаем? Причем не только старички — у них это вроде болезни, но и молодые люди, у которых выдался свободный день.
— А ты мне никогда не изменяла?
— С чего это ты интересуешься?
— С того, что ты задала мне такой же вопрос.
— И ты воображаешь, что я отвечу так же, как ты? Ты не ревнив?
— Может, да, а может, нет.
— Да на кой мне это? Разве мне недостаточно тебя?
Разумеется, это не ответ. И бывало, Буэн, насупив брови, размышлял на этот счет, хотя нельзя сказать, что подобная перспектива ужасала его. Может, да, а может, нет. Но в любом случае Анжела была хорошей женой и делала все, что в ее силах, чтобы он был счастлив.
И он действительно был счастлив. Не испытывал желания что-либо менять. Жизнь, которую он вел, вполне устраивала его. Впоследствии, наверное, он купил бы автомобиль и по воскресеньям ездил бы с Анжелой за город на машине, а не на поезде. Разве мог он предвидеть, что однажды осенью автобус собьет его жену на бульваре Сен-Мишель, а уж тем более, что к выходу на пенсию, в шестьдесят пять лет, он вторично женится на женщине почти того же возраста, что он сам.
В десять Буэн завершал свою часть уборки. Нет, Маргарита не требовала этого от него. На следующий день после того, как они перестали разговаривать, он решил, что ничем не должен быть ей обязан. В ту пору их злость друг на друга еще не остыла. Иногда они, правда, разговаривали нормальным голосом, но каждый считал себя жертвой, а другого извергом.
Сейчас Буэн почти с раздражением принялся за уборку гостиной, столовой и даже кухни, где, ползая на коленях, как когда-то делала его мать, вымыл каждую плитку пола мыльной водой. Дело в том, что пылесос у них был всего один, и приходилось ждать, пока он перестанет гудеть в спальне, владениях Маргариты; и лишь после этого можно было идти за ним. По справедливости, она должна была бы спускать пылесос до середины лестницы.
Раз в неделю Буэн натирал паркет в гостиной, но не для того, чтобы доставить удовольствие жене, а потому, что ему нравился запах мастики.
После этого начиналась комедия. Вот и сейчас настало ее время. Буэн не любил слово «комедия». Маргарита, должно быть, тоже. Но интересно, как мысленно называла она то, что они разыгрывали каждое утро? Слово «комедия» подразумевает веселье, и они — порознь — иногда испытывали его, но тщательно скрывали это друг от друга. Со стороны их действия и поведение выглядели скорей уж трагическими или карикатурными, чем комическими.
Маргарита не забыла и про вчерашнюю комедию с градусником. Когда Буэн поднялся за пылесосом, она опять держала его во рту. Как всегда по утрам, волосы у жены были повязаны светло-синей косынкой. У нее и вправду нездоровый цвет лица. А может, это только кажется из-за серого, туманного, дождливого утра? У тумана на улице тоже какой-то желтоватый оттенок… Что, если она и впрямь сляжет? До сих пор, несмотря на постоянные жалобы, она ни разу серьезно не болела. Буэн тоже. Похоже было, что они доживут до глубокой старости.
Сейчас они ждали — Маргарита на втором этаже, он внизу — кто не выдержит и выйдет первым. Буэн уже надел свой макинтош грязно-серого цвета и галоши. Кепка лежала рядом. Маргарита, видимо, тоже была готова. Вчера он первый потерял терпение и вышел, пожав плечами.
Сегодня она, надо полагать, полностью одетая, с зонтиком в руках, прождала в комнате минут десять, но наконец спустилась в кухню и взяла продуктовую сетку. У Буэна была своя, почти в точности такая же, как у Маргариты. Когда дверь за женою захлопнулась, он тоже направился к выходу.
Он видел, как, маленькая и хрупкая, она семенит по тротуару, неуклюже переступает опухшими ногами через лужи и над головой у нее колышется лиловый зонт.
Маргарита знала, что он идет следом. В иные дни сзади шла она, но расстояние между ними никогда не бывало слишком большим; Буэн предусмотрительно старался шагать помедленней.
Она повернула направо к бульвару Пор-Рояль и перешла улицу напротив больницы Кошена, где во дворе стояли санитарные машины и с деловым видом пробегали врачи в белых халатах.
Чуть погодя они, держа дистанцию метров в тридцать, свернули на улицу Сен-Жак. В лавках было полно покупателей.
«Интересно, в бакалею она зайдет?» — подумал Буэн.
В длинном сумрачном бакалейном магазине итальянца Росси продавались самые разные продукты, в том числе кулинарные изделия вроде маленьких артишоков в масле, жареной рыбы под пикантным соусом и крохотных, с большой палец, маринованных осьминогов, до которых Буэн был великий охотник.
