Он извлек из гардероба длинную шубу из искрящегося меха в оттенках бежевого и орехового.
– Примерь-ка вот это.
Женщина сделала шаг вперед и погладила ворс.
– Настоящий? – изумленно спросила она.
– А как же. Норка. Ее носила моя Этель, а до нее ее мать.
– Альф, я не могу это надеть, но спасибо за предложение.
– Возьми, – настаивал старик. – Что толку вещи без дела висеть в шкафу. Такую шубу нужно носить.
– Надень это, мам, – уговаривала Тара.
– Ну, не знаю, – отозвалась Вайолет. – Я всегда осуждала тех, кто носит натуральный мех. Это ведь жестоко, разве не так?
– Мелкие злобные твари, – заявил Альф.
– Те, кто носят мех? – в недоумении переспросила женщина.
– Нет же. Эти самые норки. Злобные мелкие твари. Не успеешь оглянуться, как откусят палец.
– Разве это означает, что можно сдирать с них шкуру?
Тара коснулась меха щекой.
– Она такая мягкая, мам. И такая элегантная. В любом случае, эту норку давным-давно убили. Почему бы тебе не надеть эту шубу?
Вайолет переводила взгляд с Альфа на дочь и обратно. На их лицах замерло ожидание.
– Ладно, Альф, раз ты так уверен. Обещаю за ней присматривать, – она поцеловала старика в щеку. – Пожелайте мне удачи.
Вайолет рассматривала свое отражение в зеркале гримерки. Яркий свет был беспощаден к любым недостаткам. Она достала пудру и нанесла немного на нос и лоб. Раздался громкий стук в дверь.
– Кто там?
Мужчина просунул голову в приоткрытую дверь.
– Йен Черри, «Вечерние новости».
– Вечерние новости? Мне некогда читать газету, я тороплюсь на сцену.
Он рассмеялся и шагнул ближе.
– Я не продаю газеты, глупая. Я хочу интервью. Видела мою колонку в газете? «Йен Черри о событиях в городе».
– Вы хотите взять у меня интервью? – переспросила Вайолет.
Журналист огляделся по сторонам.
– Здесь вроде больше никого нет.
Он пододвинул к себе стул и достал блокнот с карандашом.
– Не стоит переживать. Я пишу про лучших из лучших. Втиснем и про тебя пару слов куда-нибудь.
Бархатный занавес опустился, обозначая конец первой части. Значит, Вайолет была следующей. В небольшую щелку между полотнами она смотрела на зрителей, примостившихся за маленькими столиками. Официанты и официантки сновали вокруг с подносами, искусно лавируя, чтобы не разлить ни капли алкоголя. Зал переполняло веселье. Разношерстная публика явно настроилась получить от этого вечера максимум удовольствия. Она сделал глубокий вдох. В горле пересохло так, что она не могла говорить, не то что петь. К счастью, ее блестящее сценическое платье имело высокий ворот, иначе все вокруг смогли бы увидеть, как покраснела от волнения ее грудь. Микрофон скользил в мокрых ладонях, и женщина обернулась, надеясь их обо что-нибудь вытереть.
– Две минуты до выхода, мисс Скай, – сказал администратор, заглянув в программу. – Вы готовы?
– Думаю, да, – кивнула Вайолет. – У вас есть полотенце или что-то подобное? У меня руки, кажется, немного… ну, знаете…
Он вытащил из кармана платок.
– Вот, возьмите.
На секунду он сжал ее предплечье и подмигнул.
– Ни пуха, ни пера!
Она слышала, как по ту сторону кулис конферансье рассказывает о какой-то молодой талантливой певице, чей безупречный голос одновременно волнует и завораживает. Никогда прежде «Аметист Лаундж» не слышал таких чистых нот. И пока он не попросил публику любить и жаловать мисс Вайолет Скай, ей и в голову не приходило, что речь идет о ней. Занавес поднимался мучительно медленно, но вот она уже застыла в свете софитов с прижатым к груди микрофоном. Публика вежливо хлопала, выжидательно глядя на артистку. Сейчас, более чем когда-либо в ее жизни, Вайолет должна была показать себя во всем блеске. Двадцать минут пролетели, как один миг, и, когда она поклонилась в последний раз, зрители аплодировали стоя и требовали ее на бис.
– Спасибо, вы все так добры ко мне, – сказала она, обращаясь к публике. Всего в паре метров от ее ног располагались первые ряды. – Спасибо.
Но крики «еще» и «на бис» не замолкали, так что у певицы даже голова закружилась от радости. Она сфокусировала взгляд на огромном блестящем шаре в центре зала, чтобы удержать равновесие. К счастью, на ее плечо легла твердая рука конферансье, который помог ей вернуться за кулисы. Позже, сидя на барном стуле в глубине театра и потягивая свой напиток, она вызывала в памяти эти чудесные двадцать минут славы. Никогда прежде ее не принимали так тепло. Вайолет не терпелось рассказать об этом дочери.
– Здесь занято?
Она подняла глаза и увидела перед собой мужчину с пышными бакенбардами и золотым зубом.
– Ммм… Нет. Садитесь, – ответила она, указывая на соседний стул.
– Могу я угостить вас выпивкой? – предложил мужчина.
Она бросила взгляд на свой пустой бокал и, чтобы не показаться грубой, неохотно согласилась.
– Спасибо. Мне «снежок», пожалуйста.
Незнакомец щелкнул пальцами, привлекая внимание бармена.
– «Снежок» для дамы и «кузнечик» для меня, дружище.
Он достал пачку сигарет и предложил Вайолет.
– Я не курю, спасибо, – отказалась она.
– Ясно, вредно для голоса. – Он раскурил сигарету и выпустил безупречное колечко дыма. – Кстати, вы были просто великолепны.
Веки мужчины набухли, а по лицу блуждала ухмылка.
– Вы правда так думаете?
Он наклонился к ней и прошептал:
– Самая пленительная женщина.
Вайолет вздрогнула, когда его горячее дыхание обожгло ее ухо.
– Я… ммм… – Она не знала, что ответить.
Бармен подал напитки.
– Записать на твой счет, Стю?
Мужчина кивнул и поднял свой бокал.
– За вас, – провозгласил он. В дыхании незнакомца запах мятного ликера смешивался с ароматом его лосьона после бритья.
– За вас, – эхом отозвалась Вайолет. – И спасибо… ммм… Стю.
Они чокнулись бокалами и отпили по глотку. Стю соскользнул со своего стула и передвинул его вплотную к певице. Их колени соприкоснулись. Вайолет посмотрела на его грязные волосы и завитые усы, едва не достающие до воротника рубашки. Золотой зуб поблескивал на свету. Ему бы еще повязку на глаз. Вышел бы настоящий пират.
– Ты первый раз здесь выступала? – спросил он, раскачиваясь на стуле. Женщина едва сдерживалась, чтобы не протянуть руки и подстраховать его, если будет падать.
